Марсель Паньоль - ДЕТСТВО МАРСЕЛЯ

— Вы не так часто могли видеть, как я играю, — ответил Жозеф, — да и то, верно, когда мне выдался счастливый денек, правда?

— Я видел вас не меньше трех раз, — сказал архивариус, — и видел также, как метко ваш свояк посылает шары: у него несколько своеобразная манера, но он всегда в выигрыше.

Дядя Жюль лукаво улыбнулся, поднял указательный палец и сказал:

— Считают по результатам, все прочее не в счет!

— Бесспорно! — подхватил архивариус. — Но у нас ведь есть еще Мон, хороший «центр», так что Беллоны будет представлять неплохая команда, которой под силу сразиться с Пессюге, а может быть, и победить его!

— К сожалению, у нас для тренировки времени в обрез, — заметил Жозеф.

— В вашем распоряжении шесть дней, чтобы потренироваться и как следует изучить площадку клуба, где будут разыгрываться последние партии.

— Попробуем, — сказал Мон. — А велик ли риск?

— Вы рискуете выиграть семьсот пятьдесят франков, в худшем случае — двести, которые полагаются по второй премии, — ответил дядюшка. — Это все же некоторое утешение!

Деревня выставила шесть команд, три из которых не имели никаких шансов выиграть хоть одну партию; все это было подстроено архивариусом — он посвятил нас в свой план.

По его сведениям, Пессюге очень потеет и не может устоять перед стаканом холодного пива; поэтому к вечеру его удар теряет свою убийственную меткость.

Стало быть, нужно, чтобы состязания продолжались как можно дольше, о чем и позаботился господин Венсан: выпустил все сорок команд одновременно в расчете, что выигравшие выйдут в финал только после четырех партий по пятнадцати очков часам к шести — к закату обоих светил: солнца и Пессюге.

Итак, беллонская команда спустилась с холмогорья в деревню для тренировки на той самой площадке, где должен был разыгрываться финал и где команде Оноре предстояло дать реванш Пессюге. Я сидел на парапете между Полем и Лили, и мы ободряли наших игроков восторженными кликами и рукоплесканиями. Дядя Жюль и Жозеф измеряли все покатости и бугорки площадки, делали пометки мелом на стволах платанов (чтобы можно было сразу определять взглядом расстояние), с неослабным вниманием всматривались в мельчайшие кремешки, вкрапленные в почву. Дядя Жюль был элегантен, Мон — на высоте, Жозеф — блистателен, господин Венсан — лучезарен. На пятый день он так обрадовался результатам тренировки, что посоветовал нашим игрокам прекратить ее, дать себе двухдневный отдых, как делают мастера спортсмены. Шары на время отставили, чем я и воспользовался, чтобы налощить их с помощью мамы и Лили.

Мы поднялись спозаранку и по дороге зашли за Лили, а потом за Моном и спустились в деревню. Я нес два маленьких мешочка с шарами Жозефа и дяди Жюля. Лили выпала честь нести шары Мона.

Когда мы подошли к деревне, в церкви зазвонили колокола, и дядя Жюль наддал ходу, потому что боялся опоздать к мессе, которую служили для участников состязания.

Я тоже не прочь был пойти в церковь — из чистого любопытства, но Жозеф — строгий антицерковник — увел меня на эспланаду, где уже собрались игроки. Одни забавлялись стрельбой в тире, а другие с видом знатоков осматривали площадку. Какой-то человек, прислонясь к стене, холодно взирал на все происходящее: он был среднего роста, темноволос, с бледными, впалыми щеками; но мне бросилась в глаза висевшая на сгибе его указательного пальца сетка из медной проволоки, в которой лежали два серебряных шара.

— Вон тот — это и есть Пессюге, — сообщил нам Мон.

— Я думал, он выше ростом, — сказал отец.

— Когда играет, его хорошо видать, — изрек Мон.

Из церкви, не дождавшись конца мессы, вышел господин Венсан.

— Пора подготовить все для жеребьевки. И он побежал в клуб.

Это было величественное зрелище.

Под платанами, у клуба, стояла толпа человек в двести, не меньше. Участников состязания можно было распознать по биркам на веревочке с номером команды, продернутыми в петлицу. Номер беллонцев был 33, номер Пессюге — 13, что мы сочли добрым для себя предзнаменованием.

В глубине площадки, перед фасадом клуба, соорудили помост, на него поставили длинный стол. За столом сидел господин Венсан, по бокам его разместились два важных деятеля: председатель клуба «Веселый шар» из Шато-Гомбер (тощий и чопорный, в черном костюме) и председатель «Кабюсельских четверок»: это был приезжий из города, молодой еще человек, но на него бросали почтительные взгляды, так как ходила молва, что он «спортивный журналист» и напишет о состязании в «Пти Провансаль». А перед столом на помосте стояла прехорошенькая девчурка лет шести-семи, робко поглядывая из-под розового банта на ее головке, похожего на огромного мотылька.