Марсель Паньоль - ДЕТСТВО МАРСЕЛЯ

— Он сказал так просто, чтобы тебя припугнуть!

— Может быть, но ведь не наверно… И притом один парень из «старших» сказал мне, что когда ученика выгоняют, то директор вызывает родителя. Соображаешь?

Я решил для его успокоения посовещаться с Нельпсом и Каррером, красавцем хромоножкой из третьего «А2». Нельпс привел пять случаев бросания «смердячек» и сообщил нам, что самое строгое наказание — «отсидку» на все воскресенье — получил Барбо. И непререкаемым тоном заключил:

— Ты заработал «отсидку» на весь четверг, хватит с тебя. Каррер любил теоретизировать; он попытался определить,

насколько вообще утяжеляет меру наказания присутствие инспектора и, в частности, присутствие директора, к несчастью усугубляющее серьезность положения и придающее происшествию особую важность. Каррер высказался пессимистически: да, это плохо.

Однако, принимая во внимание, что капсула была брошена до прихода начальства и метальщик совершил это, не ведая о предстоящем посещении начальства, Каррер пришел к выводу, что Ланьо отделается «полной отсидкой» и дисциплинарный суд не состоится; Нельпс тоже был в этом уверен и подхватил:

— Да если бы тебе грозило что-нибудь похуже «отсидки», тебя бы уже вызвали к инспектору!

— Верно! — обрадовался Ланьо. — А если дадут только «отсидку», то это чепуха! У меня есть два «Буффало Билля» и три «Нат Пинкертона», их мне хватит на целый день.

И он с хохотом пустился в пляс.

В это мгновение прозвучал глас судьбы. Звучал он из-под усов швейцара, который долго и протяжно взывал на весь двор:

— Ланьо, пятый «А2», к господину инспектору!

Ланьо побледнел, откашлялся, горько засмеялся и сказал:

— Какая сволочь!

И пошел понурясь, но сжимая кулаки.

Мы ждали его возвращения под платанами, обсуждая все «за» и «против». Я немного волновался за своего друга, потому что оба мои арбитра показались мне сейчас, в отсутствие обвиняемого, уже не такими оптимистами, да тут еще Нельпс привел новый мотив против Ланьо: сегодняшнее происшествие — это еще один случай злоупотребления «смердячками», и Нельпс опасался, как бы инспектор не вздумал наказать Ланьо для примера, чтобы раз навсегда с этим покончить.

Вдобавок ко всему Ланьо долго отсутствовал, что тоже мало способствовало успокоению. Но тревога моя несколько улеглась от слов Каррера. «Чем больше они говорят, тем меньше наказывают, — сказал он. — Ланьо, возможно, отделается четырехчасовой „отсидкой“ и нотацией с моралью».

Наконец в проеме калитки внутреннего дворика показался Ланьо. Лицо его было искажено. Он шел неверной походкой, опустив голову.

— Ну что, «отсидка»? — спросил Нельпс. Ланьо кивнул.

— На четверг? Он прошептал:

— Да.

Он хотел еще что-то сказать, но разрыдался, подбежал к стене, облокотился на нее и, уткнувшись в сгиб локтя, дал волю слезам.

Меня очень удивило, что он так отчаивается. Я подошел к нему и тихо спросил:

— С чего это ты так расстраиваешься из-за «отсидки», а трюк на что?

Он ни слова не проронил, только вскинул на меня красные от слез глаза и ковырнул землю носком ботинка.

К нам подошли остальные наши ребята, но никто не задавал вопросов. Мы не мешали ему молчать, пока не забил барабан.

В классной лицо его приняло обычное выражение. Он поставил перед собой латинскую грамматику и, скрестив руки на груди, не сводил пристального взгляда с «примера», напечатанного жирным шрифтом.

Но мысли его были далеко, и время от времени он издавал вздох, наверное, в метр глубиной. Прошло минут пятнадцать, и он шепотом поведал мне всю правду.

Инспектор объявил ему, что он оставлен на восемь часов без отдыха в четверг: с восьми утра до полудня и с двух до шести пополудни.

Наказание само по себе было пустячное, к тому же трюк Ланьо очень изящно сводил взыскание к нулю. Однако инспектор добавил:

— У меня иногда возникало впечатление, что ваши штрафные и бюллетени подписывает ваша матушка. До сегодняшнего дня я не стремился внести ясность в этот вопрос. Но на сей раз вы зашли слишком далеко. И чтобы рассеять мои сомнения, я не вижу другого выхода, как послать вашему батюшке, на адрес его конторы, копию вашего штрафного листка с моей визитной карточкой, на которой я изложу ему все мои жалобы.

Исповедь Ланьо часто прерывалась, потому что Пейр посматривал на нас инквизиторским взглядом.

Когда до меня полностью дошел смысл его сообщения — а слушал я его, усердно листая латинский словарь, — я немного подумал, затем, притворившись, что занят переписыванием, прошептал в ответ уголком рта: