Герман Балуев: ХРОНИКЕР

Наши палатки стояли тогда рядом с грядой тяжелолистых платанов, которые теперь я никак не мог отыскать. Меня, вчерашнего прораба, только из милости взяли бетонщиком второго, то есть низшего, разряда. Молодой журналист, я приехал тогда писать об отстраивающемся после землетрясения Ташкенте. И устроился бетонщиком, чтобы сделать свое дело серьезно. Лишь лет через двадцать я стал понимать, что серьезность совсем в другом.

Я вернулся в центр, отпустил машину и устроился в чайхане, на дощатой, закрытой тентом площадке, нависшей над взбитой белой водой арыка. Я еще не успел полюбоваться как бы стекающими в арык листьями плакучей ивы, как за моим столиком уже сидел чистоплотный, молодой, веселый человек, начальник аварийно-спасательного отряда, прилетевший в Ташкент стравить отгульные дни. С этого начиненного энергией и отпускной бодростью юноши и началась двухдневная вакханалия моих знакомств.

Самое удивительное, что в нормальном, так сказать, житейском состоянии я знакомился довольно туго и неуклюже, с тяжелой неловкостью и, вследствие этого, даже с досадой. И все менялось совершеннейшим образом, когда я входил в рабочую форму, настраивался на контакт. Сам мир открывался другой стороной. Обнаруживалась масса людей «заряженных», немедленно притягивающихся, ждавших тебя, готовых к исповеди, к услуге и к совместному действию.

Станислав (так звали начальника аварийно-спасательного отряда) истово откликнулся на мои проблемы, набросал карту нефтеразведок, счел свою эрудицию недостаточной; мы схватили такси и помчались на Миланзар, где жили его друзья-нефтеразведчики, там вышли на гипотезу неорганического происхождения нефти, уже ночью устремились в общежитие геологоразведочной экспедиции, где могли быть люди, участвующие в этом эксперименте, утром вылетели на север, к двенадцати часам дня приземлились в Хорезмском оазисе, а еще через час я одиноко и, признаться, растерянно стоял на берегу магистрального канала, потому что Станислав совершенно дико, неожиданно и, клянусь, безосновательно приревновал меня к своей пухленькой и игривой жене.

Нелепость моего положения усугублялась тем, что я даже не знал, куда дальше ехать. Все нити были в руках Станислава. Он загорелся ехать со мной, дальше мы должны были лететь бортом Станислава (у него был служебный самолет), а теперь на мои звонки домой он яростно вешал трубку.

Вода канала была зеленой. На том берегу, за цепью торчащих черными свечами тополей, виднелось, словно в клочьях снега, хлопковое поле.

Я зашел в краеведческий музей и увидел картину, изображающую строительство только что виденного мною канала. Художник с жуткой натуралистичностью изобразил наказание занятых на постройке канала рабов. Им отрубали головы. Лица тех, кто ждал своей очереди подойти к плахе, были невозмутимы. Вдали простирался знакомый мне клочковато-белый пейзаж.

Я вышел на жару, чувствуя себя освобожденным для собственных решений.

Я пошел в горком партии и был принят вторым секретарем. Вникнув в мой замысел и молчаливым кивком одобрив его, он повернулся к карте и показал мне плато Устюрт...

Ночью поезд уносил меня дальше. Свет мазал летящие мимо окон вагона заросли карагача.

Я, наконец, выпутался из мусора случайностей. Мое сомнительное предприятие обрело солидность, надлежащий официальный вес. Из одного места меня отправили, в другом месте ждали: я вписался в систему организованной жизни, и всякие нервного характера неожиданности были мне теперь не страшны.

Если моей первоочередной задачей было найти Курулина, а уж второстепенной — чем-то оправдать командировку, то за эти два дня задачи поменялись местами. Поиск Курулина был моим личным делом. И невольно на первый план вылезло всем понятное, общественно значимое: внушительная публикация в солидном и всем известном журнале. Да и меня предчувствие горячего, не известного никому еще материала привычно взволновало, разгорячило и заставило забыть обо всем другом. Сейчас поезд нес меня в том направлении, где геологоразведочная экспедиция Сашко проверяла дерзновеннейшую гипотезу — неорганического происхождения нефти. Ставилась под сомнение теория Менделеева, незыблемые, вбитые в нас еще школой представления. Это была моя тема, это было то, что надо! А какой толчок, если гипотеза подтвердится, это даст науке, какой допинг практике, мировой энергетике, экономике?! Быть может, та нефть, которую мы до сих пор добывали, — поверхностная, случайная, «не та» еще нефть?! Тихо и скромно на плато Устюрт ставили, по сути, глобальный эксперимент.