Михаил Львовский - «Я вас любил...»

— Понятно, Липатов, — сказала Лидия Николаевна. — А вот литература как раз и занимается тем, о чем человек про себя думает. Садись.

— Можно, я отрывок прочту? — взмолился Женя.

— Да нет, хватит.

— А то я знаю.

— Не сомневаюсь. Отрывок нам прочтет Голиков.

Коля медленно поднялся. Некоторое время он стоял, опустив голову и не отрывая глаз от парты. Борис Афанасьевич хмурился и что-то записывал.

Между тем Женя вытащил из кармана какую-то бумажку. Она оказалась пригласительным билетом на вечер в хореографическое училище. Билет был выполнен в виде фотомонтажа: силуэт танцующей балерины и надпись: «Добро пожаловать на вечер дружбы».

Женя поставил билет ребром на парту и укрепил его в щели так, чтобы Коля сумел все рассмотреть. Затем, спрятав руки за спину, Женя воздел глаза к потолку.

Коля мучительно боролся со звеневшей в ушах мелодией аргентинского танго. Когда он увидел билет, мелодия зазвучала еще громче. Коля поднял голову. Мелодия зазвучала устрашающе: крякал тромбон, бубнил контрабас, гремели ударные.

— Ну? — поторопила его Лидия Николаевна.

выдавил из себя Коля.

— Что, что, что? — переспросила учительница.

отчеканил Коля в ритме аргентинского танго.

По классу пронесся шепоток. Женя посмотрел на приятеля с обидным сочувствием и спрятал билет.

— С тобой что-то странное творится… — сказала Лидия Николаевна. — Володя Сорокин, продолжай!

Класс привычно зашумел.

— Шум, шум! Опять шум! — Учительница постучала карандашом по столу.

Неуклюжий юноша вырос над партой. Учительница ждала. Володя молчал.

— «Его пример другим наука», — подсказал кто-то шепотом.

Чернильницей Володя выводил на парте замысловатые узоры.

— Ты учил отрывок к сегодняшнему уроку? — спросила Лидия Николаевна мягко.

— Не… — сказал Володя.

— У него все равно ничего не получится! — как всегда, ввязался в разговор Женя. — Он после школы решил в Институт физкультуры податься.

Все засмеялись.

— Липатов! — одернула Женю Лидия Николаевна.

Класс приумолк.

— Так как же, Володя?

— «Его пример другим наука…» — пробормотал он.

— «Но черт возьми, какая скука…» — подсказал Женя.

— Не «черт возьми», а «боже мой», — поправил его Володя.

Он не выговаривал букву «р» — слегка картавил:

— Ну вот, ты же знаешь, — обрадовалась Лидия Николаевна. — Липатов, дай-ка свою хрестоматию Сорокину. Пусть он нам просто вслух прочтет. Для меня главное не в том, чтобы зазубрить наизусть.

— Подумаешь, так каждый сможет… — сказал Женя, передавая книгу Володе.

— Читай, Сорокин! — сказала Лидия Николаевна.

Класс насторожился.

А Володя все больше воодушевлялся. Забыв про хрестоматию, он продолжал декламировать, наслаждаясь удивлением, появившимся на Женином лице.

И стало наконец понятно, что стихи, которые были заданы на дом, ироничные, смешные:

Володя осекся, потому что из ручки, которой он стал размахивать, полились чернила. Чернильная струйка залила рукав Володиной куртки. Но никто не засмеялся, кроме Жени. Его одинокое «гы-гы» прозвучало в полной тишине, и он виновато огляделся по сторонам.

Зазвучал звонок.

— Отлично, Володя! — сказала учительница.

Борис Афанасьевич и Лидия Николаевна пробирались к учительской по шумному школьному коридору.

— Что за чудо с Володей Сорокиным? — сказал завуч. — Вот никогда не ожидал!

— А я ждала, — ответила Лидия Николаевна. — Он знает наизусть всего «Онегина». Только на уроках всегда царил Липатов, и поэтому Володя молчал. Не хотел, чтоб хихикали над тем, что ему дорого. Да к тому же его несчастное «р».