Луиза Олкотт - Юность Розы

Роза была глубоко разочарована и возмущена. Она относилась к любви как к священному дару, который невозможно познать, пока не почувствуешь сердцем, который нужно принять с благоговением и бережно хранить до самой смерти. Стоит ли удивляться, что ее шокировало легкомысленное отношение к любви и рассуждение о браке как о торговой сделке, без малейшей мысли о его высоком назначении, громадной ответственности и мирных радостях. Девушка была совершенно сбита с толку: пошатнулось все, во что она прежде верила, порой ей казалось, что она без компаса плывет по открытому морю. Новая жизнь разительно отличалась от ее прежнего уклада, и то, что вначале очаровывало Розу, теперь приводило в недоумение.

Настроение воспитанницы было хорошо знакомо доктору Алеку, и он постарался предостеречь ее без излишней назидательности.

— Любящим и знающим тебя людям безразлично, сколько у тебя денег. Будь благоразумна, моя девочка, и береги веру, которая живет в тебе. Это испытание — всего лишь пробный камень. Даже если все вокруг выглядит истинным, сомнений не избежать. Значит, следует быть осторожной, тщательно проверять и женщин, и мужчин, с которыми сходишься. Я верю, что твой ум, интуиция и опыт предохранят тебя от грубых ошибок, — он положил ей руку на плечо и ободряюще заглянул в глаза.

Доверие дяди чрезвычайно утешило Розу. После минутного молчания она вновь заговорила, смущенно улыбаясь и прикрывая перчаткой покрасневшие щеки:

— Дядя, если уж мне суждено иметь поклонников, хотелось бы, чтоб они были хотя бы интересными людьми. Как я могу любить или уважать мужчин, которые так странно ведут себя и притом воображают, что женщина должна считать за честь, если они предложат ей свою руку? Сердце теперь не в моде, а потому они и не вспоминают о нем.

— Ага! Вот в чем горе-то! У нас, оказывается, появились сердечные страдания? — доктор Алек обрадовался тому, что Розу развеселила и заинтересовала новая тема разговора. В душе он был старым романтиком, в чем честно себе признавался.

Роза отложила в сторону перчатку и глядела на нее с забавной смесью веселости и отвращения.

— Дядя, это ужасно стыдно! Я давно хотела с вами поделиться, но не решалась. Хвастаться такими вещами я не привыкла, к тому же все это так глупо, что не стоит и обсуждать. Но, может быть, все-таки нужно рассказать вам: вы имеете право выбрать для меня будущего мужа, и я должна вас послушаться, — прибавила она, стараясь принять покорный вид.

— Расскажи, во всяком случае. Разве я не сохранял твои тайны и не давал хороших советов, как образцовый опекун? У тебя должен быть наперсник, а где же ты найдешь лучшего, чем я? — спросил он, указывая на свое сердце.

— Конечно, нигде. Я вам все расскажу, но не называя имен. Я боюсь, что вы рассердитесь. Вы всегда сердились, если кто-нибудь мне досаждал, — начала Роза, радуясь возможности посекретничать с дядей, который в последнее время больше держался в отдалении. — Вы прививали мне несколько старомодные понятия, а потому я была совсем не подготовлена к тому, что молодые люди станут выражать свои чувства без малейшего стеснения, где угодно, с помощью ужимок, улыбочек и сладких речей. Я считала, что признание в любви — это красиво и трогательно, но этого вовсе нет. Они смешат меня, вместо того чтобы трогать, бесят, вместо того чтобы радовать, и я сейчас же все забываю. Представьте, дядя: один глупый малый сделал мне предложение после того, как мы виделись друг с другом не более шести раз. Он весь в долгах, и этим объясняется его поспешность, — говоря это, Роза отряхивала свои пальцы, как будто запачкала их.

— Я знаю, о ком ты говоришь, и ожидал, что он так поступит, — заметил дядя Алек, пожав плечами.

— Вы все видите и знаете, значит, не стоит и продолжать.

— Нет, нет, пожалуйста! Я больше не буду угадывать.

— Хорошо. Другой стал передо мной на колени в оранжерее миссис Ван, мужественно доказывая свою страсть, потому что огромный кактус колол его во все время признания. Китти застала его в этой позе, и я не смогла удержаться от смеха. С тех пор он возненавидел меня.

Доктор не смог сдержать громкого хохота, и Роза тотчас к нему присоединилась. К этому эпизоду нельзя было отнестись серьезно, даже сильное чувство не оправдывало его нелепости.

— Третий прислал мне стихи собственного сочинения, от которых так разило Байроном, что мне сразу захотелось покрасить волосы в рыжий цвет и поменять имя [9] Намек на рыжеволосую Каролину Лэм, одно из романтических увлечений великого английского поэта-романтика Джорджа Гордона Байрона (1788–1824). . Не рассчитывайте прочесть — я их сожгла, а бедный парень скоро утешился Эммой. Но хуже всех был один джентльмен, который начал объясняться в любви публично и сделал мне предложение во время танцев. Обычно я танцую вальс только с нашими мальчиками, но в тот вечер изменила своему правилу, потому что девицы стали смеяться и называть меня ханжой. Теперь мне безразличны их насмешки, я не стану больше слушать их, потому что считаю себя правой. Но я чувствую, что заслужила неуважительное отношение к себе этого господина.