Вадим Фролов - Невероятно насыщенная жизнь

— Семен, Семен, ты чего пирожки не берешь? Рязанские!

Мишку и Ольгу погнали спать. Я пошел к дяде Саше отдать ту трешку. Зачем она мне, раз «Гном» не состоялся. Но дяди Саши еще не было. Тогда я взял Повидлу и пошел его прогулять. Он еле полз — от теткиных пирогов отяжелел.

На Моховой я увидел такую замечательную картинку: рохлики смеялись. На той стороне стояли Гриня Гринберг и Петька Зворыкин и хватались за животики от смеха и тыкали пальцем куда-то в соседнюю подворотню.

— Вы чего? — крикнул я.

— Мы, ах-ха-ха, смеемся, ха-ха-ха! — просипел сквозь смех Петька Зворыкин.

— Это я вижу, — сказал я, подходя к ним. — А чего вы смеетесь?

Они опять ткнули пальцами в подворотню и прямо-таки закорчились от смеха. Я посмотрел туда. Там стоял Фуфло, и вид у него был обалделый.

— Чего ржете? — заорал он.

— Ха-ха-ха! Ух-ха-ха! Ой-ой-ой! Ха-ха-хи! — закатились рохлики.

— Надо мной, что ли? — грозно прокричал Фуфло.

Рохлики чуть не упали от смеха.

— А то над кем же! — закричали они, заикаясь от хохота.

— А по мордам? — проорал с той стороны Фуфло.

Гринька и Петька обхватили друг друга и уже только покачивались — совсем, бедняги, обессилели.

— Вы чего — чокнулись? — спросил я.

— А ты что, забыл? — сквозь зубы и без всякого смеха спросил Гриня.

— Мы испытываем Танькин метод. — И они опять принялись ржать.

Я даже рот разинул от удивления. Ну и чудаки! Как дети, второклашки какие-нибудь. Но, между прочим, кажется, на Фуфлу это действовало. Он топтался на той стороне, топтался, а потом решительно пошел к нам. Остановился на газоне и повторил, правда, не очень уверенно:

— А по мордам?

Рохлики слегка отступили, но смеяться не перестали.

— Ты отойди, — сказал Фуфло мне, — тебя я не трону, а этим рохликам сч-час к-э-эк…

Я разозлился. Скажи пожалуйста — он меня не тронет. Ладно, подумал я, и тоже начал смеяться. Нарочно, конечно, мне, в общем-то, не очень смешно было.

Фуфло совсем ополоумел. Огляделся по сторонам, ухватил с газона кусок какой-то трубы и с этой трубой пошел на Гриню и Петьку. Те сразу притихли и попятились к стене, правда еще подхихикивая. Ага, решил я, вот удобный случай.

— Фас! — крикнул я Повидле, и показал на Фуфлу.

Повидло завилял хвостом и посмотрел на меня.

— Возьми! — крикнул я, снова показал на Фуфлу и отпустил поводок.

Повидло кинулся к Фуфле.

Фуфло остановился, с опаской посмотрел на Повидлу и бросил трубу.

Рохлики опять заржали. С визгом, всхлипами и воплями.

Повидло вдруг зарычал — честное слово, первый раз в жизни услышал, как он рычит — и кинулся на Гриньку и Петьку. Те заорали дурными голосами и влепились в стену. И тогда заржал Фуфло.

— Ату их! Куси их! Так их! — орал он, приплясывая, а Повидло, как бешеный, прыгал перед ребятами и ужасно громко лаял и рычал.

— Уйми своего балбеса! — закричал Гриня, лягаясь.

— Куси их! — орал Фуфло.

— Держи свою псину! — вопил Петька, дрыгая ногами.

— Ко мне, Повидло! — кричал я.

Продолжалось это довольно долго. Уже прохожие начали останавливаться и делать замечания.

Наконец я ухватил этого подлого пса за ошейник и дал ему хорошего пинка.

Он сразу присмирел, но обиделся. Наверно, правильно обиделся, но тут уж мне было не до его переживаний. Злой, как черт, я пошел на Фуфлу.

— А ну, катись отсюда! — сказал я.

Он хотел что-то вякнуть, но у меня, наверно, был такой вид, что он только сказал:

— Я что, я ничего, это вот они…

Потом хихикнул пару раз, помахал Грине и Петьке ручкой и пошел на ту сторону.

— Трепачи! — сказал я Гриньке и Петьке. — И в самом деле — рохлики.

Они вначале вроде немного сконфузились, а потом накинулись на меня.

Они орали, что я заступаюсь за Фуфлу, что я отрываюсь от коллектива, что они начали действовать, а я их не поддержал и что я вообще чуть ли не предатель.

— Еще и кабыздоха своего на нас натравил! — кричал Петька.

— Недоразвитый пес какой-то, — поддержал его Гриня, — весь в хозяина.

— А вы — герои, — сказал я. — А если бы он вас трубой?

— Кто? Он?! Да мы бы ему! — кричал Петька.

— Не посмел бы! — вторил ему Гриня.

— Еще как посмел бы, — сказал я. — Ладно, время позднее. Завтра обсудим.

— Нечего нам с тобой обсуждать, — сказал Петька. — У тебя у самого дела… с милицией.