Николай Павлов - Рассказы о Вадике и Жене

— Не тревожь попусту, — остановил его Костя.

— Это по-очему? — вспылил Вадик. — Вместе копали. Имею п-полное п-право!

— К чему ж портить-то? — возразил Костя и ловко «подсек» удочку, затем выбросил на траву окуня.

— А-а!.. Порчу, да? Я их пять штук взял, а ты вон полбанки истратил!

— Зато десять чебаков поймал да двух окуньков впридачу.

Голова у Вадика пошла кругом, в глазах помутилось. Он почувствовал себя смертельно оскорбленным.

— Ты… Ты! — от злости он задохнулся. — Ты забрал лучших червей! Подсунул мне негодное удилишко. Вот, вот! — Он через колено, переломал удочку на куски, забросил в реку, яростно пнул ногой банку с червями. — Вот тебе «нажива», Кот криволапый! — крикнул он, подхватил Галинкино ведерко, выплеснул из него воду вместе с единственным чебаком и пустился бежать.

— Эй, городской! — насмешливо закричал вслед ему Костя. — Прямо по тропке шатай. Не заблудись! Искать придется.

Послеобеденный отдых считался для всех обязательным. Мама объяснила, что «тихий час» бывает и в детских садах и в пионерских лагерях; он предписан врачами.

Вадик не мог привыкнуть спать днем. Он вертелся с боку на бок, рассматривал; надоевшие трещины в потолке, старые фотографии на стенах. Тихий час тянулся томительно долго.

В тот день, когда в деревню приехали Рузины, ему особенно не терпелось. Он мельком видел Женю и не успел ей ничего показать. После ссоры с Костей он изрядно скучал без друзей. Стыд и гордость мешали ему пойти; к приятелю, попросить прощения. Волей-неволей приходилось заниматься цветками и веночками.

Рузины устраивались в избе на другом: конце деревни. Вадикова мама ушла им помогать.

…Когда издалека донесся звонкий Женин голос, Вадик не выдержал. Он боялся, что Женя сама, без него, посмотрит деревню, бор и, главное, реку. Он осторожно привстал на своей кровати-раскладушке, чтобы она не скрипнула. Огляделся, прислушался. Выйти через дверь, нечего было и думать: бабушка в сенцах возилась с посудой. Для бегства годилось окно.

Несколько секунд спустя Вадик стоял, склонившись, на подоконнике. Он отодвинул занавеску и, оглядевшись, увидел открывшиеся вдруг глаза Галинки. На мгновение замер, потом выразительно погрозил ей кулаком. Галинка покорно опустила веки. Вадик бесшумно скользнул за окно.

Улицей он летел со всех ног, энергично работая руками, как делал Костя Криволапов. К избе, в которой собирались жить Рузины, Вадик решил подойти огородом. Тут он увидел Женю, выбивавшую палкой одеяло, и позвал ее.

— Вадя! — обрадовалась она, но тотчас посмотрела подозрительно: — А ты не сбеж…

— Ничего подобного…

— У нас, в лагере, за это, знаешь!..

— Знаю, слышал… Бежим, все тебе покажу.

— Не шуми. Ты знаешь нашу Верочку: разревется: — «И я с вами!».

…Мелькали избы, плетни, заборы. Вот магазин, вот правление колхоза. А вот и окраина деревни. Там бор, а здесь овраги, по их склонам — малинники. И пчелы — колхозная пасека: берегись!

Дальше и дальше, бежал Вадик. Он с гордостью чувствовал, что Женя едва поспевала за ним, — тренировки, конечно, не пропали даром.

Стоп! Они оказались на краю высоченного, как скала, обрывистого берега. Внизу широко расплескалась Обь, сверкающая на солнце. Неподалеку виднелись поросшие красноталом и осокой островки, окаймленные волнистыми полосами светло-желтого наносного песка.

Высота и простор! Эх, разбежаться бы и полететь все выше, все дальше, над рекой, над заречными лугами, конца-края которым не видно!..

Сделав несколько скачков в сторону, Вадик с размаху прыгнул вниз.

— Ай! — взвизгнула Женя.

Но пугаться было нечего: начинался песчаный спуск, прозванный деревенскими ребятами «горкой». По весне тут сбегал ручей, а теперь, ставши в сыпучий песок ногами, можно было скользить, как будто на лыжах.

— Прыгай, Женя!

Она зажмурилась, прыгнула и поехала вниз, чуть перебирая ногами, чтобы не упасть.

У реки, в толпе мальчиков, Вадик заметил Костю Криволапова, смутился, поспешно отвернулся и потащил Женю в сторону.

Майка, сдернутая на ходу, полетела на песок, и Вадик, с разбегу ринулся в воду.

— Красота, кр-р-расота! — кричал он, резвясь, пока Женя снимала сарафанчик и туфли. — Скорее!

Он чувствовал себя хозяином и почти героем. В нем кипело желание поразить Женю чем-нибудь необычайным. Воодушевленный, он без отдыха проплыл вдоль берега метров семь — восемь и заслужил похвалу Жени.

— Это еще пустяки! А нырять ты умеешь? — спрашивал он. — Смотри!