Карло Коберидзе - Зеленые каникулы

Когда преподаватель выкликнул мою фамилию, проверяя по журналу, все ли мы тут, я сказал, что плохо чувствую себя, и отпросился с урока.

Преподаватель строго поглядел на меня и сказал:

— Заберись сначала на трактор, поведи его!

Я растерялся. Что было делать? Я медленно забрался на трактор. Включил даже скорость, тронул его с места! Трактор шел, и вдруг штурвал перестал меня слушаться. А может, руки не слушались? Трактор несся к канаве.

Преподаватель был рядом. Молчал, будто ничего особенного не происходит.

Ребята закричали, зашумели.

Наконец я повернул трактор, сам не знаю как, и удивился даже. И только тут, когда я справился с ним, преподаватель заговорил:

— Останови.

Я нажал — думал, что на тормоз, оказалось — включил скорость.

Трактор рванулся вперед.

Не ухвати преподаватель руль, мы наверняка врезались бы в яблони, росшие с края поля.

Когда я сходил с трактора, преподаватель сказал мне тихо, так, чтобы не слышали другие:

— Знания у тебя нетвердые и решительности мало, а решительность значит вдвое больше силы.

Я вспыхнул.

— Что с тобой было? — спросил Зураб, когда я сошел.

— Ничего особенного, — ответил за меня преподаватель. — Я нарочно включил вторую скорость, хотел посмотреть, как он поступит.

Помните про мой разговор с Зурабом про ркацители и саперави, я уверял, что эти сорта винограда и тут приживутся, а Зураб не соглашался, и мы побились об заклад? Я рассказал об этом директору и попросил разрешить посадить лозы. Потом написал отцу, попросил прислать «всего пятьдесят годовалых лоз» саперави и ркацители поровну и сообщал, конечно, про наш спор. Послал он мне лозы с дядей Гурамом (он часто бывает и у нас в деревне и меня не забывает). Все ребята нашего курса помогали мне копать землю, сажать их, ставить подпорки.

Все мы с нетерпением ждали весны — увидеть, прижились ли саженцы.

Посмотрим, чем закончится мой спор с Зурабом!

Мнения ребят разделились, но большинство на моей стороне. Через год должен быть первый урожай. Правда, меня здесь уже не будет в ту осень — ртвели я встречу дома, в Кахетии. Но перед отъездом увижу, как вылупятся виноградинки на гроздьях. В конце концов, вернусь сюда осенью; должен же я буду иногда наведываться в училище — я уже свыкся со всем здесь… Прирос к училищу душой.

Родные меня не забывают, не только дядя Гурам, но и сестра моя, студентка, два раза приезжала из Тбилиси, а от Михо раз в неделю получаю письмо. Представьте, и Гела научился писать — по две страницы заполняет. Самые интересные письма — от Джумбера, о всяких городских новостях.

Я часто думаю, кто же здесь в училище друг-приятель моего отца, но так и не могу догадаться. Все преподаватели одинаково относятся ко мне. Директор? Однажды мне так досталось за то, что я из Гори чуть не в полночь вернулся…

Через несколько дней я поеду домой — на неделю, погляжу, что там творит весна. Наверно, и там помогла набухнуть почкам, и там накинула на землю белый пар, заставила запеть птиц, а лозу «пустить слезу».

Отец, наверно, уже вскапывает огород…

Вот и прошли эти несколько дней, и я уже дома, в деревне. Какими радостными криками встретила меня бабушка, какие навернулись слезы у мамы, как обрадовался Михо и как заулыбался мой угрюмый отец, это вы легко вообразите себе — знакомая картина для всех и везде, так зачем мне описывать ее. Соседи оглядели меня и заявили, что я возмужал.

Семь месяцев не видел я родных и свою деревню. Не нагляжусь никак, не наговорюсь. Радость захлестнула меня, но всю первую ночь дома почему-то снилось училище.

И пища и вода здесь не кажутся мне уже самыми вкусными.

А из окна не видно Горы раненых, и, представьте, не хватает мне ее.

Отец разговаривает со мной как со взрослым.

За столом он не курит больше нервно одну сигарету за другой, не зная «что со мной делать». У мамы не навертываются больше слезы отчаяния. И бабушка не пилит меня больше, не твердит: «Да открой ты книгу, загляни в нее, негодник!»

Весна в наших местах показалась мне все-таки особенной, как-то по-новому почувствовал я ее, может, потому, что наполнила воспоминаниями детства. И тут, дома, я в первый раз обратил внимание, как заливаются дрозды. Раньше мне казалось, они трещат, и виделись желторотые птенцы в гнездах, а теперь я услышал пение и почему-то вспомнилась Мзия.

Я лежал в постели — только проснулся, в окно врывалось пение дроздов, проникало прямо в душу.

Из кухни доносился разговор.