Евгений Титаренко - Никодимово озеро

С того первого лета, когда умер Лешкин отец дядя Василий, заброшенный дом хромой бабки Татьяны стал вторым домом Сергея, Алены и Лешки. Здесь в медленных сумерках вечеров рассказывались жуткие были о русалках, что творили свои козни в Горелом лесу, за Никодимовым озером, здесь Алена, Сергей и Лешка кровью клялись друг другу быть вместе до гробовой доски, здесь делились они своими первыми открытиями в хитросплетениях бытия, здесь оборудовали капитанский мостик и под грозовым небом вели свой корабль-усадьбу сквозь пелену дождя по мрачному Никодимову озеру, когда все трое мечтали стать моряками, капитанами дальнего плавания, здесь переоборудовали капитанский мостик в центральный отсек космического корабля, едва Юрий Гагарин перечеркнул земные представления о дальности человеческих путей, здесь, на чердаке Татьяниной усадьбы, в споре, недоступном для искушенного слуха взрослых, разрешались в свое время самые невероятные проблемы: скажем, откуда берутся грудные дети, и не ужасно ли то, что родители наши до определенного времени бывают совсем чужие друг другу, да и потом они, оказывается, не совсем родня; здесь однажды Сергей и Лешка по очереди поцеловали Алену в губы, о чем Алена старательно забыла теперь, но что она все-таки должна бы помнить… С чердаком хромой бабки Татьяны так или иначе была связана, по существу, вся сознательная жизнь Алены, Сергея и Лешки. На чердаке, разрушительному времени вопреки, сохранялись немые свидетели их самых ранних и более поздних, уже недавних увлечений. И по традиции в каждый свой приезд Сергей и Алена первой же ночью пробирались вместе с Лешкой на чердак Татьяниной усадьбы. Именно здесь, как нигде, ощутимыми становились те превращения, что постепенно совершались в них за время отсутствия, именно здесь происходила осознанная переоценка ценностей, что, независимо от нашей воли, является непреложным естеством нашим. И вдруг забавными припоминались вчерашние русалки, вдруг необязательными становились южные моря, год от года умирали, вызывая грусть, но не сожаление, какие-то прошлые интересы, прошлые желания, на смену им приходили новые, — как правило, все более масштабные, все более существенные, все более значимые. И всякий раз было необъяснимо тревожно почувствовать себя не тем, кем ты был еще так недавно.

Чердачное окно до новой встречи закрывалось, и в отсутствие сосновцев Лешка оберегал усадьбу хромой бабки Татьяны лучше, чем сама бабка, даже прикармливал там кота, чтобы гонял мышей, которых не терпела Алена.

Вот почему два события минувшей ночи, произошедшие в разных концах деревни, Сергеем и Аленой воспринялись как одно.

На Южный рудник приехали, когда больница еще спала. В ожидании восьми тридцати Сергей и тетка Валентина Макаровна сидели на лавочке. Алена, расхаживая по траве мимо больничных окон, срывала метелки пырея и, продернув их между пальцев, без интереса разглядывала, что получится «петушок» или «курочка». Тетка Валентина Макаровна осунулась, постарела за ночь. Даже волосы ее, которые она всю жизнь подбирала валиком на голове, были скручены теперь узлом на затылке, пряди повыбивались дорогой, и вся она выглядела какой-то обреченной.

Следовало бы как-то успокоить ее, но Сергей так и не нашел, что сказать. Круглоголовый, лысый, низенького роста врач, с неизменной, какой-то мученической улыбкой на губах, разрешил всем пять-шесть минут посмотреть на Лешку от входа, не приближаясь к постели, сам, закурив сигарету, остался в коридоре.

Из четырех коек в палате три были свободными. Лешка лежал на угловой, возле окна. И если бы не повязка на голове — можно было подумать, что он спит. Но пахло каким-то ароматным лекарством, и чрезмерная стерильность белоснежный бинт, белоснежные простыни, полотенца, стены, вся эта подчеркнутая серьезность обстановки никак не соответствовали живой, предприимчивой Лешкиной натуре. Вдобавок сестра высвободила из-под одеяла его руку и стала считать пульс. Тетка Валентина Макаровна напряглась при этом, словно бы все зависело теперь от Лешкиного пульса.

Алена поглядела на нее и мимо Сергея выскользнула в коридор. Сергей шагнул следом. Щуплый, с неестественной улыбкой на лице врач, докуривая сигарету, ждал их.

― Сильно он, доктор?.. — шепотом спросила Алена.

Тот поморщился, изображая усмешку.

― Даже если бы я захотел — не сумею так врезаться.

― Доктор… — просительно сказала Алена не восприняв иронии.