Гавриил Левинзон - Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки

— Алло! — кричал я. — Алло! Вы меня слышите? Алло! Отвечайте!

Чу принялся мне помогать.

Результат был такой, как будто мы трясли куклу. В припадке лопушандоненавистничества я ущипнул невидимку на уровне своего бедра. Тогда-то и состоялся первый контакт. Мы услышали жалобное «ой!», и лопушандец обнаружился вполне зримо, с гримасой боли на лице.

— Привет вам, почтенные барахляндцы! — сказал он. — Вот вам все мои пуговицы — и прошу меня не задерживать.

Лопушандец начал срывать с себя пуговицы и совать их в наши карманы.

— Вы довольны, не правда ли? — говорил он заискивающе, но в то же время и насмешливо. — Какой замечательный у нас получился контакт!

— Почтенный лопушандец, — сказал я, — за кого вы нас принимаете? Нам нужен обычный контакт, а не пуговицы.

— Обычные контакты, — сказал лопушандец, — не начинаются со щипков. И перестаньте, пожалуйста, прикидываться, что вы не барахляндцы! Скажите прямо, если вам еще что-нибудь нужно. Вот вам на память мой пиджак. Я понимаю: вам хочется подружиться бескорыстной барахляндской дружбой!

Никто так, как лопушандцы, не владеет интонацией. Он нас припечатывал каждым своим словом. Издевка, брезгливость и даже некоторое сочувствие по поводу нашего ничтожества — все тут было! Нас явно оскорбляли.

— Я готов вас признать своими закадычными друзьями, — продолжал лопушандец. — Но, прошу прощения, мне некогда. Уверен, что мои брюки вас утешат. — Лопушандец исчез, прежде чем мы успели его удержать, на тротуаре валялись брюки и пиджак.

— Почтенный! — закричал я. — Почтенный! Неужели вы откажетесь поговорить с нами хотя бы издалека?

— Дорогуша! — присоединился Чу. — Всего два вопроса! К тому же нам так хочется возвратить вам вещи!

Лопушандец сжалился. Ему, наверно, не хотелось целиком выбираться из своих мыслей: мы увидели только голову и правую руку, которая делала какие-то движения, не принятые у землян, возможно издевательские.

— На два вопроса я готов ответить, — произнесла голова. — Конечно, если вопросы не барахляндские.

— Мы надеемся, что они не барахляндские, — сказал Чу. — Ответьте нам, почему вы нас боитесь и почему вы решили, что мы барахляндцы?

— Лопушандцы ничего не боятся, — ответила голова высокомерно, — но мир полон нелепостей. — Здесь рука указала на нас: — Почему бы не уйти от них в сферу чистых размышлений? А ваша принадлежность к барахляндцам не вызовет сомнений даже у ребенка: у вас ни единой странности, а мысли в ваших глазах отливают безумным блеском. Как же тут не понять, что у вас на уме поступки нелепые и омерзительные, короче говоря, барахляндские. Я прощаюсь, почтенные! — Голова вернулась к туловищу, некоторое время рука проделывала странные лопушандские движения, потом и она погрузилась в лопушандские мысли.

Высокомерие лопушандца меня потрясло: никогда еще со мной не обращались как с существом низшим.

— Чу, — сказал я, — нам следует проучить этих зазнаек! Они себя ведут так, как будто мы черт знает что! Я с мухой не позволил бы себе так обращаться!

— Успокойтесь, Егоров, — возразил Чу, — они такие, как есть. В конце концов, это их планета. Давайте-ка лучше подумаем, как вступить с ними в контакт, иначе наши барахляндцы останутся без подарков.

Мы уселись на разостланные лопушандские одежки и стали думать; мысли наши из серых становились разноцветными. Ни на какой другой планете я не встречал мыслей таких замечательных цветов и оттенков. Скоро они начали светиться: они собирались в громадные спиралевидные скопления и, похоже, уже существовали независимо от нас. Наши мыслительные импульсы породили целые галактики чистейшего разума… или безумия. Надеюсь, мы не очень повредили Вселенной. Я так был увлечен, что забыл о голоде. Об этой низменной потребности мне напомнил симпатичный лопушандец, который начал неподалеку от нас кружить в непонятном волнении. У лопушандца была очаровательная странность: он носил на шее в виде ожерелья связку сосисок. Мы с Чу начали отвлекаться от строительства мыслительных миров.

— Егоров, — шепнул Чу, — не смотрите в его сторону: спугнете. Похоже, он хочет вступить в контакт, но не решается.

— Сосиски заберем, а самого отпустим, — сказал я, глотая слюнки.

— Вы забыли о контакте! — возмутился Чу. — Конечно, сосиски мы съедим. А с ним вступим в контакт. Смотрите, он уже готов заговорить!

И в самом деле: лопушандец не очень, правда, громко, смущенно, но и не без лукавства произнес: