— Вот зачинщик!
— Ты? — подскочили к Алферову двое городовых.
Рабочие заволновались.
— Не Алферов, а мастер всему виной, — закричали со всех сторон. — Не дадим Алферова!
— Давай сюда администрацию!
— Давай хозяина!
— По шеям таких мастеров! Не будем с такими работать!
— Осади назад! Назад! — напирали на рабочих городовые.
Вдруг в конторе распахнулась дверь, и на крыльце показался пристав. Он почтительно пропустил хозяина мастерских и, подозвав старшего городового, что-то приказал ему. Тот козырнул и побежал куда-то. Мастер вынырнул из толпы стал позади хозяина.
— Что здесь происходит? — обратился хозяин к рабочим и придал своему лицу выражение полного недоумения. — Не понимаю, — сказал он. — Что это за безобразие! К чему это?
Рабочие заговорили все разом. Все зашумели, закричали, каждый старался доказать, что виной всему мастер, а не они.
Пристав поднял руку в белой нитяной перчатке.
— Смирно! — крикнул он.
— Не солдаты мы, чтобы нам «смирно» кричать, — раздалось из толпы. — Своими фараонами [7] Фараонами рабочие дразнили царских полицейских.
командуй!
— Кто хочет говорить — выходи вперед, — скрывая раздражение, приказал пристав.
— Все хотим! — раздались отовсюду голоса. Рабочие прекрасно поняли, чего хочет пристав. Ему надо выяснить вожаков, а затем арестовать их.
— Все будем говорить! — продолжали шуметь они.
— Уволить мастера!
— Принять обратно уволенного ученика!
— Штрафы отменить!
— Довольно! Поизмывались над нами!
И вспомнились рабочим все обиды, накопившиеся годами.
Вдруг, раздвигая толпу, вышел вперед Алферов.
— Я буду говорить, — сказал он.
И сразу умолкли все.
— Ну-с? — наклонил хозяин голову. — Слушаю. Говори.
— Не говори, а говорите, — спокойно поправил его Алферов.
— Правильно! — дружно подхватили рабочие. — Повежливей надо с нами.
Хозяин что-то промычал невнятное и покосился на пристава. Тот кашлянул.
Володька чуть приоткрыл рот и уставился немигающими глазами на Алферова. Среди толпы он не чувствовал себя чужим. Он уже прочно слился с рабочей массой, хотя и видел, что многие даже не замечают его и не знают, существует ли вообще на свете какой-то Володька Токарев.
А Алферов вскочил на крыльцо, повернулся лицом к рабочим и крикнул:
— Товарищи! Я буду говорить не о себе. Я буду говорить о всех рабочих. До каких пор будем терпеть мы…
— Стой! — перебил его пристав. — Ты что? Митинг здесь открываешь?
Алферов, не слушая пристава, продолжал:
— Мы должны выставить свои требования. Мы требуем…
— Фрр! Трр! — снова залились со всех сторон сверчки, и усатый городовой, подскочив к Алферову, столкнул его плечом с крыльца. Тут подбежали и другие городовые и Алферова окружили, схватили. Рабочие бросились было к нему на выручку, но в эту минуту в ворота неожиданно ворвались конные жандармы и оттеснили их.
Алферова увели в контору.
Рабочих оттеснили частью к распахнутым дверям цеха, частью к забору, частью за ворота. Среди последних оказался и Люба, и ему вместе с другими удалось скрыться.
Мастер бегал, искал его всюду, и вдруг, наткнувшись на Володьку, крикнул:
— А ты чего здесь? Вон отсюда!
Володька посмотрел вокруг себя. Двор уже был пуст. Только из дверей конторы выглядывал человечек с лицом землистого цвета, с беспокойно бегающими глазами.
— Шпик, — догадался Володька и, не говоря ни слова, ровным шагом пошел со двора, все еще зажимая в руке один рубль восемьдесят три копейки, которые он так и не успел положить в карман…
Как только долетела до гимназистов весть о том, что рабочие готовятся к маевке, старшеклассники сбились в уборной, и начался жаркий спор. Многие быстро присоединились к Лебедеву и Минаеву, считая необходимым поддержать рабочих, но два восьмиклассника — Веретенников (тот самый, что в прошлом году выхватил собранные для Лихова деньги и отдал директору) и Самохвалов, отец которого владел в городе самой большой паровой мельницей, быстро пронюхав об этом, стали собирать свою компанию и выставили требование: «Никакой политики, а кончать гимназию».
Часов в одиннадцать вечера, как раз накануне Первого мая, Лебедев, Аня Шурупова и Федя Долгополов осторожно вышли из квартиры Минаева и, стараясь избегать людные, освещенные улицы, направились по домам. На первом же перекрестке Долгополов, кивнув головой товарищам, юркнул, в свой переулок. Аня и Лебедев пошли вдвоем.
Читать дальше