Борис Полевой - Для родины любимой!

Таким образом, в дне реки сооружается стена из шпунтов. Делается это для того, чтобы отвести от плотины подземные воды.

Леня слушал и удивлялся.

Поезд вошел в глубокую выемку, начал спускаться к Дону, и за одним из поворотов неожиданно развернулась вся картина строительства.

Леня крепко схватился за раму окна. Он не знал, куда глядеть.

Сначала ему показалось, что тысячи машин и людей роют здесь огромную воронку к центру земли, как в каком-нибудь фантастическом романе Жюль Верна.

Все вокруг было затянуто слабым туманом. В этот туман уходила высокая песчаная дамба — тело плотины. Большие трубы тянулись к ней, проходили под насыпью железной дороги и поднимали на подпорки свои черные хоботы. Из труб хлестали на плотину потоки мутной воды.

Леня сообразил, что это землесосы наращивают по трубам-пульповодам тело плотины и что вот это и есть его будущая работа.

Вода сливалась с насыпи в мелкие озера, а песок оставался. Из озер воду выкачивали обратно в Дон. На плотине стояли машины. Они уплотняли и выравнивали дамбу.

А дальше, за пульповодами, за навалами земли, за зеленоватым, бледным Доном, лежала облаком пыль, и в этой пыли пылали трескучие зеленые звезды — огни сварки. И даже сюда, за Дон, долетало заглушенное гуденье строительства.

Из поезда Леня вылез совершенно оглушенный. Куда идти?

Легко было запутаться в переплетении дорог, среди складов, штабелей стальных балок и бревен, рельсовых путей, шлагбаумов, самосвалов, тракторов, транспортеров, товарных составов, железных труб, бочек, гор песка и морской гальки.

Стрелочник, весь белый от бетонной пыли, взял Леню за руку, подвел к лежавшей на земле черной трубе и сказал:

— Вот! Иди по этой трубе до первого земснаряда. А там спросишь.

Так Леня попал на свой землесос. И снова удивился. Начальником землесоса оказался смуглый юноша в морской форме, Леонид Матвейчук, тогда как Леня ожидал встретить пожилого речного капитана.

Матвейчук поздоровался с Леней, осмотрел его, похлопал по плечу свернутой в трубку газетой и сказал:

— Добро! У нас земснаряд молодежный. Так что следует показывать только наивысшую марку. Понятно?

— Понятно, — ответил Леня.

— Переходящее знамя у нас в каюте. Стоит прочно. И никуда не уйдет до конца строительства. Это тоже следует знать. Понятно?

— Понятно, — снова ответил Леня.

— Сильно удивляетесь, — спросил Матвейчук, — на то, что я, моряк, работаю здесь, на речном землесосе?

— Да нет, — неуверенно ответил Леня. — Чего же удивляться, товарищ начальник?

— Вижу, что удивляетесь. Поэтому объясню. Я моряк, но пошел работать на строительство добровольно. На море отплаваю, когда закончим строительство. Понятно?

— Понятно, — в третий раз ответил Леня.

— А теперь идите обедать. Борщ со свининой. И жареный судак. После обеда явитесь к багермейстеру Арутуняну: он вас поставит на дело. Понятно?

— Понятно, — в четвертый, и последний, раз ответил Леня.

С этого часа и началась его работа на землесосе.

Землесос стоял на вырытом им самим мутном заливе Дона и качал с речного дна на плотину за три километра песок, смешанный с водой, так называемую пульпу.

На плотине сидел наблюдатель и время от времени передавал на землесос по телефону, как идет намыв.

Через час Леня уже знал от багермейстера Арутуняна, что землесос должен подавать триста кубометров грунта в час, на деле же подает в полтора раза больше. Землесос заменял труд шести тысяч рабочих.

Да, это вам не те землесосы, что работали на Днепрострое и вынимали за час всего сто кубометров грунта!

Леня вскоре так привязался к своей машине, что даже не очень завидовал товарищам, работавшим на гигантском земляном снаряде на Волге: тот намывал за час тысячу двести кубометров грунта и заменял собой труд двадцати тысяч человек.

Леня вполне соглашался с Арутуняном, когда тот замечал, что и ёрш — тоже рыба боевая, хотя и поменьше ростом, чем окунь или судак.

Матвейчук послал Леню на плотину следить за намывом грунта.

Леня уже привык к огромности плотины. Она протянулась от одного материкового берега Дона до другого. Большая ее часть была уже готова. Теперь плотину доводили до полной высоты, а кое-где уже начали облицовывать бетонными плитами.

В средней своей части земляная плотина смыкалась с бетонной — высотой в сорок метров и длиной в пятьсот. Ее громада лежала в котловане, как серый левиафан.

Работая на плотине, Леня нервничал. Ему все казалось, что их землесос не работает с полной мощностью, не «дает жизни» так, как следовало бы. А между тем наращивание плотины шло со скоростью, превышавшей все расчеты: по пятьдесят-шестьдесят сантиметров в сутки вместо обычных тридцати.