Александр Кононов - Верное сердце

…Шли по лесу учитель Шпаковский и Гриша Шумов.

Шпаковский сегодня был серьезен и молчалив. Только один раз, увидев перед собой непроходимые на вид заросли ельника — там и тропок-то никаких не было видно, — он не удержался, сказал Грише:

— «Сусанин, Сусанин, куда нас ведешь…»

В ельнике было тихо и прохладно. Огромный рыжий комар плясал на пробившемся сюда тоненьком, как игла, луче солнца. Лазоревыми космами висел лишайник на темной коре старой ели. Гриша огляделся. Лес теперь казался ему знакомым. И ель эту он будто видел уже раньше, или, может быть, ее сестру, такую же молчаливую и сумрачную. Он огляделся. Корчевье где-то неподалеку. Да вот и стук топора послышался… Гриша зашагал дальше, за ним учитель.

Они вышли на открытое место. Толкунчики серым облачком заколыхались над головой: к погоде.

Попалось болотце. Гриша обошел его стороной, из уважения к штиблетам Шпаковского. Про это болотце, должно быть, и говорил Иван, когда посылал мальчишек к Кириллу Комлеву.

Иван, Иван… Грише страшно захотелось рассказать про него учителю: есть, мол, в этом лесу такой человек, которого ищет, подымая пыль по дорогам, целое войско: драгуны… Можно не называть по имени, а просто сказать: есть в лесу такой человек.

Удержался Гриша, ничего не сказал.

Обойдя стороной болотце, подошли они к корчевью.

На низких пеньках сидели молчаливые женщины в платочках, с узелками, с мешочками в руках, — сидели так, словно ждали кого-то.

Шпаковский остановился в нерешительности.

Но из-за дерева уже показался Кейнин и приветственно махал учителю рукой. Шпаковский пошел к нему своими журавлиными ногами так поспешно, что Гриша должен был бежать за ним трусцой, чтоб не отстать.

Уже на ходу учитель вынул что-то из кармана, но Кейнин сказал ему повелительно-спокойно:

— Не здесь!

И повел их обоих к соснам, стоявшим неподалеку от корчевья.

По дороге учитель пробормотал:

— Да, да, конечно, осторожность… Нужна осторожность. Я и то уж подумал: туда ли попал? Женщины какие-то на пеньках сидят… Зачем они тут?

Кейнин засмеялся:

— Женщины? О, это наше интендантство.

— А-а… — понимающе протянул Шпаковский.

Но Гриша решил, что учитель сделал это из вежливости, чтоб не расспрашивать дальше; сам-то Гриша слов Кейнина не понял.

Они пришли к соснам, сели на сухой, колкий от хвои бугорок.

Кейнин вопросительно поглядел на учителя. Тот молча протянул ему что-то. Гриша удивился. Это были всего-навсего маленькие, серые снаружи книжечки; Кейнин бережно перелистал одну из них — мелькнули голубоватые страницы с черным орлом, распялившим хищные лапы.

— О, целых четыре! — с уважением сказал Кейнин. — Как это вам удалось?

— С помощью пива. Волостной писарь — большой любитель этого напитка.

— Да как же это он решился? Так вот взял да и отдал? Или продал? Паспорта — дорогой товар.

— Нет, обошлось недорого: писарь спал в это время.

Кейнин помолчал, разглядывая учителя, потом оглушительно захохотал.

Гриша и раньше уже замечал: латышские мужики смеются реже русских, но когда уж захохочут, так будто из пушки ударило.

На этот пушечный раскат и вышли из лесу люди — пятеро. Трое были с дробовиками… И один из них — Иван!

Гриша сперва даже как-то задохнулся, замер. Потом не помня себя кинулся вперед с криком:

— Дядя Ваня!

Иван прислонил дробовик к сосне, бережно взял Гришу, поднял его и поцеловал.

Он изменился: отросшая борода его была аккуратно подстрижена, на голове новый картуз, пиджак залатан и по-военному подпоясан ремнем.

— Дядя Ваня, а с Кирюшкой-то Комлевым видался ты? Нашел он тебя в лесу?

— Нашел! И с людьми подходящими свел — вон они.

Гриша глянул: рядом с тремя незнакомыми латышами стоял в городской своей одежде, такой необычной здесь, Петр Сметков. У него тоже успела отрасти темная бородка.

— Здравствуй, Шумов! — сказал Сметков, протягивая руку.

Гриша положил в его большую руку свою ладонь и вдруг почувствовал, какой он маленький среди этих людей.

— Ну, как папаня? Меня он не поминал?

— Нет, не поминал. Ни разу, — честно ответил Гриша и добавил: — Нас Перфильевна скоро прогонит.

— Прогонит?

— Ага. Батя тогда в город поедет. И я с ним!

Кейнин в это время говорил учителю:

— Большая ошибка вышла у нас со списками распорядительного комитета. Когда крестьяне выбирали комитет — это было в волостном правлении, — секретарь собрания взял да и записал всех выбранных в книгу, в шнуровую книгу волостного правления; революция-то, казалось, победила, чего ж опасаться? А теперь вот — готовенькие материалы для арестов.