Софья Могилевская - Дом в Цибикнуре

Каких только лоскутков не было в этом ящике! И простых белых, и розовых в горошек, и голубых в клетку, и просто синих, и синих в полоску, и гладких, и рябеньких, и плотных, и тонких… Да разве возможно было их все пересмотреть, даже если бы и получить разрешение Анны Ивановны! Анна Ивановна берегла этот ящик, как зеницу ока. Имея такой ящик, она могла ничуть не беспокоиться ни о каких дырках: подходящая заплатка всегда находилась.

Иногда, правда не очень часто, можно было выпросить лоскуток не для заплатки, а просто так, кукле на платье. Но для этого у Анны Ивановны должно было быть очень хорошее расположение духа.

Наташа, скрипнув дверью бельевой, сунула в щель одну косичку, один глаз и кончик носа.

Анна Ивановна сидела у стола перед окном. Она штопала детские чулки, а перед нею в стакане стояли цветы с круглой клумбы — ноготки и бархатцы…

— Можно к вам? — вежливо спросила Наташа.

Анна Ивановна сдвинула очки на кончик носа и посмотрела на Наташу поверх стёкол: конечно, Наташа была достаточно большой, её не надо было разглядывать через очки, как дырку на чулке.

— Это кто? — спросила Анна Ивановна.

— Это я, Наташа, — ответила Наташа. — Можно?

И, посильнее скрипнув дверью, Наташа вошла в бельевую.

— Опять лоскуток? — немного ворчливо, хотя и не очень строгим голосом спросила Анна Ивановна.

— Нет, нет! — воскликнула Наташа, но поспешно поправилась: — Лоскуток тоже очень нужен. Тот зелёный в клеточку… Помните, я у вас уже один раз просила?

— Скоро совсем меня без заплат оставите! — проворчала Анна Ивановна. — Попрошайки вы!

— Но главное не лоскуток, Анна Ивановна! — воскликнула Наташа. — Главное — новенькие приехали!.. Два близнеца — Дима и Паня, по четыре года, и совсем на одно лицо. Не различите ни за что на свете! Вы им костюмчики разные подберёте, правда? А то всё время будем путать… Потом ещё девочка приехала, с меня ростом, только очень толстая. Дайте ей платье, с моим похожее. Я хочу с ней дружить.

— Значит, трое? — переспросила Анна Ивановна, поднимаясь со стула и откладывая в сторону чулок.

— Четверо! Четверо! — закричала Наташа. — Ещё одна девочка. Только она так себе, ничего особенного… Тоже с меня ростом, только стриженая.

— Значит, четверо? — повторила Анна Ивановна и подошла к шкафу с запасным бельём. — Спасибо, что предупредила.

— Уж я знаю! — воскликнула Наташа, зардевшись от похвалы. — Уж я знаю!

— Возьми тот лоскуток, который тебе нравится, — кивнула на заповедный ящик Анна Ивановна.

— Большое спасибо! — воскликнула Наташа и снова зарделась. — Большое спасибо!

Сунув лоскуток в карман, она вышла в коридор. Не предупредить ли доктора Зою Георгиевну? Наташа покосилась на белую дверь, за которой находился врачебный кабинет. Она, конечно, очень славная, эта Зоя Георгиевна, но стоит ли? И, может быть, она уже давно знает о приезде новеньких?

Что там говорить, до сих пор у Наташи сохранилось неприятное воспоминание о ложке касторки, которую, несмотря ни на какие слёзы и стоны (это вам не мама и не бабушка!), пришлось всё-таки проглотить в этом самом кабинете из рук Зои Георгиевны… Нет, туда она не ходок!

Вот в столовую ей нужно обязательно сбегать! И Наташа, выскочив на крыльцо, прыгнула сразу через три ступеньки и перебежала наискось двор.

Столовая и кухня помещались отдельно от того большого дома, где жили дети, где находились канцелярия, бельевая, кабинет врача и всё остальное.

Как всегда, в кухне жарко топилась огромная, на десять конфорок, плита. Оба повара — и невысокая плотная Елена Ульяновна и высокая румяная Тоня — стояли друг против друга по обе стороны этой большой плиты и на четырёх сковородах пекли к ужину оладьи.

— Ну? — Таким коротким вопросом встретила старший повар Елена Ульяновна Наташино появление в её царстве.

К сожалению (это было всем хорошо известно), пребывание на кухне без дела Елена Ульяновна просто не терпела.

Но как любили все ребята — и мальчики и девочки, — особенно зимой, эту большую, жарко натопленную кухню! Уж какая неприятная работа чистка десяти вёдер картошки — можно сказать, самая нудная из всех работ! — но так славно и уютно было в кухне, что нож сам собой скользил вокруг круглой картофелины, и кожура длинными завитками сама собой падала в корзину для очистков, а вычищенная картофелина сама собой летела в большой чугунный котёл.