Софья Могилевская - Дом в Цибикнуре

— Разгружайтесь, ребята! — крикнул Аркадий.

В одно мгновение он очутился на телеге и начал вытаскивать оттуда всё грибное снаряжение, а заодно и младших ребят.

Катя огляделась.

Вот он, Куптурский лес. И ничего далёкого. И лес как лес. Самый обыкновенный смешанный лесок. Как такой называется? Кажется, берёзовое мелколесье.

А она-то думала…

Она-то думала, что это будет совсем особенный, удивительный лес. Издали он синел такой заманчивый, таинственный…

Нет, не поверит она, что в таком весёлом зелёном лесу есть какие-то топи, болота, страшные трясины.

Вот птиц тут много. Кажется, что каждое дерево поёт на свой птичий лад.

И ветра никакого…

Лёгкая пушинка, семечко чертополоха, медленно-медленно проплыла в воздухе перед Катиным лицом. Катя осторожно дунула на эту пушинку и посмотрела, как та закувыркалась и стремительно полетела куда-то ввысь…

Все ребята — кто с лукошком, кто с ведром, кто с самодельным берестяным туеском — побежали туда, где тысячами, как уверял Алёша, водились опята.

Катя тоже взяла какую-то плетёнку и побежала вслед за остальными. Не успела она войти в сырую прохладу леса, как сразу увидала тьму-тьмущую опят.

Сперва Катя даже подумала, что это не грибы, а желтовато-бурые листья, которые натрясла на землю большая старая берёза. И вдруг она разглядела, что все они, эти листья, — на тонких высоких ножках. И около неё, и вокруг широкого берёзового пня, и дальше — всюду, всюду были грибы. И поваленная на землю берёза тоже была со всех сторон в опятах. Словно огромный великан Гулливер, попавший в царство лилипутов, лежала она, прижатая к земле, вся оплетённая грибной порослью. И Кате показалось, что не от старости, и не от ветра, и не от рук человеческих погибла эта большая белая берёза: одолели её полчища лилипутов — опят. Залезли они по стволу до самой макушки, повалили на траву дерево, прижали к земле, а теперь топочут своими тонкими цепкими ножками…

И вдруг она услыхала возле себя Наташин голос:

— Девочки, девочки, ох, сколько их! Ко мне! На помощь!

Но никто ей не откликнулся, хотя все были тут, рядом, возле неё.

Мила, надув свои круглые щёки, уселась прямо на землю, торопливо подхватывала всей ладонью опята и горстями бросала их в ведро. Вид у неё был сосредоточенный. Кроме опят, она ничего, казалось, не замечала вокруг.

Анюта, поминутно откидывая на спину мешавшие ей длинные косы, не разгибаясь, ходила по полянке, аккуратно обрывая вокруг себя грибы.

И Клава, тоже ни на кого не глядя, поглощённая только грибами, сидела на корточках и с жадной поспешностью вырывала прямо с землёй пучками опёнковые семьи и кидала в своё лукошко.

Только Наташа перебегала с одного места на другое. Она топтала грибы ногами, визжа тонким, пронзительным голосом: «Ко мне! Ко мне! На помощь!», и никак не могла решить, где же ей лучше всего остановиться и начать собирать…

Солнце было уже высоко. Тени от деревьев почти не ложились на траву. Всем хотелось есть, и все косились на еду, сложенную под кустами. Было ясно — с минуты на минуту должен прозвучать горн на отдых.

И действительно, Марина сказала, что пусть все принесут ещё по одному разочку, а тем временем Мила с Аркашей разожгут костёр, подогреют кашу, и Шура прогорнит сигнал к привалу.

— Девочки, — воскликнула Наташа, — бегом на ту сторону: там никто не был, и мы наберём в пять секунд!

Все пёстрой гурьбой вслед за Наташей побежали в лес по другую сторону полянки.

И Катя побежала за девочками. Только они повернули правее, а Катя взяла левее и пересекла дорогу, по которой они входили в лес.

А лес-то по другую сторону, оказывается, совсем иной. Как будто дорога нарочно разделила два совершенно разных леса. Высокие ели упираются макушками в самые облака, и кажется — облака лежат на их острых зелёных верхушках. Лучи солнца, с трудом пробиваясь сквозь широкие, размашистые ветви, падают золотым светом на шуршащие под ногами иглы. И мухоморы стоят большие, ядовитые. Не красные, а такие пегие, грязножёлтые, с белыми бородавками на шляпках.

Вот это лес!

Катя побежала вперёд. Не терпелось ей поглубже зайти в этот заповедный Куптурский лес.

Уже дороги с глубокими влажными колеями не видать. И далеко осталась поляна с телегой и Чайкой. Уже чуть слышен их пионерский горн. Только по яркому свету солнца за коричневыми круглыми стволами елей можно понять, где полянка, куда нужно возвращаться обратно.