Феликс Маляренко - Суворовец Соболев, встать в строй!

Сейчас Санька боялся поднять голову и встретиться глазами с командиром роты, верхняя губа которого с выемкой, похожая на заячью, вибрировала и трепетала от возмущения.

— Товар-р-рищи сувор-р-ровцы! Непор-р-рядок! Безобр-р-разие! Кто это сделал? Сами маленькие, а Вор-р-робьёва между р-р-рамами… Кто пер-р-рвый придумал? Он же чуть р-р-разр-р-рыв сер-р-рдца от страха не получил!

Санька пересилил себя и поднял голову. Майор Сорокин стоял, опершись рукой на обтянутый дерматином стол, а другой рубил воздух. Лицо его, обычно розовое, сейчас было красным, а крепкое тело сотрясалось от гнева.

Дальше за размахивающейся рукой Санька увидел полку с журналами «Коммунист вооружённых сил». Сбоку от стола, прижимаясь к стене, стояло несколько стульев. За Санькиной спиной громоздился фанерный шкаф, и висели наглядные пособия.

Майор Сорокин, увидев Санькины глаза, пристально уставился в них. Санька опустил голову.

— Опозор-р-рить училище перед окр-р-ругом! Стар-р-ршего товар-р-рища между окон… Кто затолкал Воробьёва? Не пр-р-ризнаетесь, всех накажу. Всем нар-р-ряд на воскресенье. Что молчите? Может, Яковлев, это Ваших р-р-рук дело?

Серёгу как ошпарили. Он покраснел гуще командира роты.

— А что я? Чуть что – я.

— Тогда, может, Вы, Счастливов? Отвечайте, товарищ сувор-р-ровец!

Толя Счастливов приподнял свою широкую с растопыренными ушами голову и исподлобья, как бычок, уставился на командира. Он так долго и пристально смотрел, что майор Сорокин не выдержал и сам ответил за Счастливова.

— Так, значит, не Вы, а кто же тогда? Никто не засовывал, а Воробьёв между окон сушился. А может, товарищ Хар-р-ритонов? За что Вы Воробьёва замур-р-ровали?

Всегда спокойный и даже немного сонный Коля Харитонов поднял на командира роты серые глаза и, едва не зевая, ответил:

— За оконную раму.

— Да я сам знаю, что за оконную раму, Хар-р-ритонов! Я Вам нар-р-ряд объявляю, — сердился майор, размахивая своим толстым коротким пальцем.

Толя смотрел на этот батончик так же безразлично, как смотрел бы на телеграфный столб. Ну чем может взволновать телеграфный столб? Стоит себе и стоит, гудит себе и гудит, и то, если близко подойти и ухо приставить.

— Так, понятно, — командир роты посмотрел на Витьку, — Шадр-р-рин, а ведь больше никому такое в голову не придёт! Точно, Вы! Я помню, Вы пер-р-рвый подскочили, когда дежурный по роте позвал Декабр-р-рёва. – Сорокин, казалось, прижал Витьку к стене.

Витька, неожиданно припёртый словами майора, дёрнулся и, казалось, волна пробежала по его худому гибкому телу. У Саньки сжалось сердце. Вот сейчас, вот сейчас вытащат Витьку из строя и оставят одного в канцелярии…

— Я б его замуровал. Я б его не меж рам замуровал…

— Значит, никто не виноват? Никто? Значит, Вор-р-робей, простите, Вор-р-робьёв сам между окон залез?

— Сам, — подтвердил Витька. – Мы бы его не подняли и не раздели.

— А кто его закрыл? Кто его защёлкнул? Кто его в таком похабном виде командующему округом выставил? – кричал Сорокин, уже не глядя на Витьку, и от этого у Саньки потеплело внутри. Значит, Витька сумел вывернуться из опасного положения. Да и у Витьки уже был такой расслабленный вид, будто он отходил после тяжёлой работы.

Но вдруг Санька почувствовал, что Сорокин смотрит на него, смотрит пристально, пронизывающе насквозь. Санька сжался и, казалось, свернулся, ссохся под этим взглядом. Машинально он подумал, как страшно было тогда Борьке, когда он был один на один с ротным.

— Сувор-р-ровец Соболев, так за что вы заперли Воробья в межоконном пространстве? Зачем вам это нужно было? – и хоть Санька уже ждал, всё равно вопрос прозвучал неожиданно. Сорокин бесцветными глазами уставился на него. – Зачем вам это понадобилось? Чем он лично вас обидел? Или, может, в чём-то не прав?

Санька поднял глаза. Ротный продолжал буравить его взглядом.

— Почему Вы молчите? Скажите, мы разберёмся. Говорите. Почему? – Санька чувствовал, что слова становятся весомыми и, как молотком, бьют, бьют его.

— Не меня обидел, — неожиданно вырвалось из Саньки, вырвалось без его желания. Слова вылетели, и их уже нельзя было остановить. – Зачем он поставил синяк Володе Зайцеву? Вожатый защищал нас, а он ему синяк… — Санька ещё не понимал почему, но чувствовал, что сказал не то. Сейчас об этом нельзя было говорить.

— Трепло, — услышал он еле уловимый шепоток. Кажется, это сказал Серёжа Яковлев.

— Болтун, — полетело со стороны Коли Харитонова.