Ася осталась, чтобы спрятать Люсину долю в ее тумбочку. Ведь на днях на собрании постановили всем быть в день Первого мая хорошими товарищами. Ася, как хороший товарищ, и стала прятать гостинцы в самое сохранное место; что поделаешь, если среди ребят еще имеются, как их называет Ксения, продукты старорежимного воспитания. Короче, не спрячешь — стырят. И даже самый верный способ обнаружить вора (всем поцеловать иконку) не поможет. Вот Ася и прятала, старалась…
Эх, Катька! Как она может спать? Ася вертится, взбивает подушку, задевает рукой жесткие курчавые прядки. Наконец Катя приподнимается.
— Угомонишься когда-нибудь?
Ася укоряет ее:
— И ты можешь спать?
С жаром, как будто Катя еще не слышала ее рассказа, Ася заново излагает случившееся:
— Главное, Люська заперла дверцу гнутым гвоздем, никак не влезешь… Сверху, значит, кофточка, «Басни Крылова», а пакет позади всего.
Этот пакет долго будет помниться Асе. Люся притащила его от сестры (чистое белье, как она объяснила). Чтобы засунуть поглубже дары черноболотцев, Ася все выгребла из тумбочки.
— Меня как затрясет, — говорит Ася.
— Каждого бы затрясло!
Еще бы! Из пакета, завернутого в афишу, выкатился коржик. В пакете оказалась целая куча коржиков, не ржаных, а чуть ли не из крупчатки. И ведь врала Люська, будто артистам не платят за концерты мукой или еще чем.
— Сестра у нее такая же жила, — вставляет словечко Катя. — Пела небось по клубам, а бесплатно ни одной нотки! Белые коржики, подумать только! Пользуются, проклятые, что в народе тяга к искусству…
Катя любит порассуждать, разобраться, что отчего, но Ася всегда не так философствует, как волнуется.
Надо же было, чтобы в эту минуту, в минуту Асиного потрясения, по лестнице поднималась долгожданная делегация, осматривающая детский дом. Дом, между прочим, приглянулся иностранцам еще и тем, что он носит имя Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Этих погибших вождей пролетарии всех стран особенно вспоминали в день Первого мая.
Обнаружив обман, Ася не помнила себя. Она как вытолкнет тумбочку в коридор, как швырнет туда же зеленое институтское платье, ставшее ей не менее ненавистным, чем беличья шубка доброй феи. Всех обманщиков вышвырнуть! Иначе какие же светлые надежды?
— А я увидала, думаю, что за карусель? — подхватывает Катя, блестя в полутьме ровными белыми зубами. — И тут же все поняла. Ловко мы вытолкнули ее кровать! Деревяшка так и запрыгала у изголовья.
Ася сразу смекнула, что Катя говорит об иконке, которая закачалась, словно в испуге, но поправлять Катю не стала, а неожиданно для себя поддакнула:
— Ага.
— Только вот анархию проявили перед Третьим Интернационалом, — сокрушается Катя.
Верно ведь… Не слишком-то ловко получилось, что навстречу делегации, перегораживая ей путь, в коридор во всей красе выехала разоренная кровать. А подушка, пущенная рукою Аси, угодила в какого-то товарища Бротье, который свое удивление выразил на французском языке, будто настоящая параллельная дама.
При этом событии, кроме Ксении, присутствовал Андрей Альбертович, — он, как бывший латинист, взялся принять иностранцев. Вообще-то он старательный и Татьяна Филипповна даже называет его энтузиастом, но сегодня он никакой не энтузиаст. О себе позаботился, о других нет. Свои длинные космы догадался пригладить, чистый сюртук надеть догадался, а вот выдумать хоть на каком-нибудь иностранном языке, что девочки просто переезжают в другой дортуар, не хватило смекалки. Отскочил к стене, словно это в него попали подушкой.
Правда, и Ксения растерялась не меньше, а Катя с Асей тем более.
Вот и лежат теперь на «дежурной» койке, слушают краем уха, как разливается хор, лишившийся двух голосов (сопрано и альта!). Не велено им показываться на глаза? Не покажутся. Вместо ужина поделили между собой предназначенную Люсе картофельную ватрушку. К ее поганым коржикам, которые Ксения, не разобравшись, тоже сунула в дежурку, не притронулись и не притронутся, даже если придется умирать голоду.
Вечер в зале, как видно, кончается — уже поют «Интернационал». Если иностранные гости еще не покинули детский дом, они тоже поют вместе с ребятами.
— Катя, — спрашивает Ася. — Ты совсем, совсем веришь в Коммуну? В будущую Коммуну?
— Ну, знаешь…
— Такие, как Люська, будут при коммунизме?
— С ума сошла!
Ася, обретя наконец покой, уснула. Теперь не спит Катя. Размышляет о том, какими будут люди при коммунизме.
Читать дальше