Наталия Лойко - Ася находит семью

— Легче? Быстрая ты, Варенька… Нет, вдвоем вам оставаться нельзя, пропадете обе.

— Обеих жалко?

— Конечно… Глупый вопрос.

Вновь всколыхнулись Варины надежды. Он назвал ее Варенькой, он и о ней тревожится. Главное, глупый вопрос. На бритых щеках должны бы показаться ямочки, но лицо, каждую черточку которого Варя хочет запомнить, сковано бедой, как морозом, глаза застывшие…

И все же Варя ждет, не может не ждать. Сейчас будет сказано то. Сейчас все решится.

Но Андрей, пораздумав, говорит совсем о другом:

— Слушай внимательно. Я завтра вышлю тебе письмо за подписью военного комиссара. Ты с этим письмом пойдешь… Я укажу, куда надо идти, кажется в Комиссариат призрения. Может, и не сразу устроишь ее, но устроишь. Говорят, в детские дома очереди. Много сирот.

— В приют хлопотать? В сиротский?!

— Приют — прежнее слово. Асю им не пугай. Помни: детский дом.

— Все одно приют!

Варьку с малолетства страшило это слово. Она едва избежала участи попасть в одно из прославленных учреждений ведомства императрицы Марии, в эти казармы для детей низших сословий. Варя шепчет:

— Аська — приютская! — и поднимает глаза к отсыревшему потолку. — Каково покойнице слушать?! Да… — вдруг спохватывается Варя. — Ей ведь письмо пришло.

Горько было вскрывать конверт, адресованный Ольге Игнатьевне Овчинниковой. На листочке штамп: «РСФСР. Народный Комиссариат Просвещения». Пониже: «Отдел Единой Школы». Далее следовало приглашение зайти для направления на работу.

Варя подробно рассказала Андрею, давно не наезжавшему в Москву, как Ольга Игнатьевна с месяц назад, сразу после Октябрьских праздников, надумала пойти в Наркомпрос.

Прошение, содержащее просьбу о предоставлении ей должности, тщательно составлялось дома. Варя помнила его чуть не наизусть. Ольга Игнатьевна перечислила все, чему могла научить школьников в качестве преподавательницы ручного труда. Плетение, лепка, вырезывание, металлопластика. Не забыла написать и про частную группу, которую вела перед самой революцией.

И вот… любезно предлагают место.

Даже в Замоскворечье, как она и просила.

Пока Ольга Игнатьевна еще не впала в беспамятство, она не раз повторяла: «Пришлют ответ, а я валяюсь». И все сожалела, что слушала кого не надо. Тех, кто убоялся новых школьных порядков, из-за кого она так поздно решилась пойти на Остоженку, в Наркомпрос.

— Да, поздно… — глухо сказал Андрей и ткнул пальцем глобус так, что тот, подняв облачко пыли, завертелся вокруг оси.

Варя не сразу решилась нарушить гнетущее молчание.

— И Асю с собой брала… — сказала она. — Когда с прошением…

— Да, да… Асю… — Андрей встрепенулся. В день отъезда некогда было задумываться. — Так вот, Варя, выход один — приют! То есть — детский дом. Если ты не добьешься толку в Комиссариате призрения, или, как его, обеспечения, ступай в Наркомпрос. — Андрей повертел в руках запоздавшее письмо. — Прихватишь его. Спрячь, — и пошел говорить с Асей.

Наступил час проводов. На вокзальной площади бурлила толкучка. Множество подошв утаптывало подсолнечную шелуху, окурки, перемешивая их со снегом. Ася всегда побаивалась людских сборищ, брани, толкотни; всегда сторонилась тех, кого мать называла уличными мальчишками, но сейчас ей, понуро бредущей рядом с Андреем и Варей, остро захотелось затеряться в толпе, ускользнуть неизвестно куда.

«Заделаюсь уличной девчонкой», — мелькнуло в голове.

Но желание тут же выдохлось, снова Асю сковало безразличие. Она и утром смолчала, узнав, что ее решили сбагрить в приют. Пусть. На то она и круглая сирота…

Двери вокзала, ведущие в помещение бывшего первого класса, получили от новых властей право впускать пассажиров всех сословий. Для них уже не был невидалью ни овчинный тулуп, выданный управлением Торфостроя, ни валенки, ни заплатанный рюкзак. Они спокойно впустили Андрея и обеих его понурых спутниц.

— Ждите меня здесь, в зале, — распорядился Андрей. — Найду своих, разузнаю насчет теплушки и вернусь.

Вокзальная суета, едкие запахи карболки и махорочного дыма оглушили Асю. Она остановилась, безразличная к тому, что ее толкают и ругают: не там-де и не так стоит.

Варя лихорадочно выискивала местечко, куда можно было бы усадить Асю. Пристроить ее — означало развязать себе руки. Наконец удалось втиснуть девочку между чьими-то мешками, поставить у ее ног туго набитый рюкзак. Злоумышленники не могли знать, что в рюкзаке кипа брошюр, которые Андрей по дороге захватил в издательстве ЦИК, поэтому Варя шепнула: