Я тщательно закрыл шкатулку, еще раз ударил в бронзовый крючок, а затем в своих новых сандалиях спустился на крыльцо. С навеса стекала вода и крохотными ручейками устремлялась в сад, под навесом нахохлившись сидели две ласточки, а где-то на чердаке протяжно ворковал голубь.
«Спятил он, что ли?» — подумал я и вернулся к своим новым учебникам, из которых почерпнул интереснейшие сведения о Каине и царе Ироде, о вреде алкоголя и неоценимой пользе бережного ухода за зубами. Мне нравился каждый раздел учебника, каждая картинка и каждый стишок. Например, в окне сидит птичка, а за окном идет снег, — и к этой картинке стихотворный текст:
Зимний ветер за окном
Шелестит сухим листом.
То стенает, то ревет,
То песни грустные поет.
Меня так заворожили эти строки, что я вдруг возжелал зимы, и эта противная, хлюпающая слякоть-грязь на дворе сделалась еще невыносимее. Если бы я знал, что эта хмурая пора затянется на долгие дни да еще не поскупится и на холод!
Но, к счастью, я этого не знал.
Прошел день, другой, третий. Бабушка латала мои школьные штаны, а я читал либо спал. Спать я всегда мог, и лишь теперь понимаю, какой это благословенный дар… Мысли постепенно переходили в сны, а из снов рождались новые мысли.
Иногда к нам заглядывал отец.
— Мальчонка никак опять спит?
— Пусть отсыпается, — говорила бабушка. — Тут и рад бы уснуть, ан не получается.
— Что мне делать? — вскидывался я спросонок и тотчас раскаивался в своих словах: а ну как отец придумает мне какое-нибудь занятие.
Но он только отмахивался; ему самому надоел этот моросящий дождик, который, наверное, только дней через пять перестал омывать и оглаживать сжатые поля.
Я тотчас помчался к Петеру, который еще не успел стряхнуть с себя сонливость. В облаках уже видны были просветы, хотя кое-где понизу стлались тучи, похожие на рваные, хлопающие паруса.
— Куда пойдем?
Вопрос казался совершенно излишним, ведь идти нам, кроме как к Качу, больше было некуда.
И мы побрели, шлепая по грязи и поскользаясь босыми ногами на раскисшей тропе.
— Тебе не холодно? — беспокоился я за Петера.
— Потом потеплеет, — сказал он, и так оно и вышло.
Когда мы взобрались на вершину холма, вся котловина Кача курилась паром подобно огромной прачечной, которая на рассвете была безнадежно остылой и мокрой, а сейчас, после того как некая добрая душа протопила ее, хранила в себе это влажное тепло.
Но долина Кача была не та, что летом. В низинах скапливался туман, и как бы ярко ни светило в вышине солнце, край оставался молчаливым и выжидающим. Не белели на берегу холсты тетушки Дереш, не звенели веселые крики купающейся ребятни, не слышалось птичьих голосов, а на скошенном лугу свисали с кочек обрывки паутины.
— Я уже получил учебники для третьего класса, — сказал Петер. — Да ведь ты, наверное, знаешь…
— Откуда мне знать?
— Разве отец тебе не говорил? Тетушка Кати принесла, твой отец, говорит, велел мне передать, потому как в прошлом году я вышел в круглые отличники.
«Отец и впрямь мог бы сказать мне об этом», — подумал я и даже ощутил нечто вроде ревности. Выходит, и Петер для него значит не меньше, чем я?
— Твой отец очень заботится обо мне и даже говорил, что, если я и до конца так буду учиться, его преподобие похлопочет, чтобы меня приняли в гимназию в Веспреме. Вот было бы здорово!
— Да, — сказал я, — хорошо бы нам поступить с тобой вместе.
Мы оба умолкли, задумавшись, будто почувствовали, что это всего лишь туманная мечта.
Мы лениво прошлепали вдоль ручья в камыши и долго смотрели на мчащийся к мельнице поток, а выйдя из камышей, в полном изумлении увидели, что высохший до дна пруд превратился в море, по ряби которого плавали лысухи и дикие утки.
Воздух прогревался все сильнее, вода у мельницы бурлила и искрилась брызгами, а в глубокой тишине раздавался шум лопастей.
— Пошли к мельнице!
Мы обошли стороной запруду и пробрались к мельнице, которая с довольным урчанием поглощала воду и зерно, и скисли, увидев, что под навесом расположились батраки: курят трубку и ждут готовой муки. К сожалению, в такие моменты дядюшке Потёнди было не до разговоров с нами… Ничего не оставалось делать, кроме как стоять и смотреть. Волы мирно жевали жвачку, время от времени работники выносили мешок с мукой и сваливали на какую-либо из подвод; пожалуй, мы все-таки решились бы зайти на мельницу, как вдруг один из ожидающих парней схватил с повозки длинный кнут и направился к нам.
Читать дальше