Иштван Фекете - 21 день

Не знаю, выстраивалась ли в мозгу тетушки Кати эта картина так стройно, одно знаю: в действительности именно так все и вышло.

Мое появление за столом было встречено ледяным молчанием.

Я поздоровался и занял свое место, где почему-то отсутствовал прибор.

Молчание в комнате становилось все более гнетущим. Я с тревогой взглянул на дедушку, но он не ответил мне взглядом.

— Пойди умойся, — мимоходом обронила бабушка, — и захвати себе тарелку.

— Дядюшка Декань попросил отзвонить вместо него в полдень…

Мне никто не ответил.

— Ведь я сказала вчера, — позднее заговорила бабушка, — что я желаю знать, куда ты идешь.

— С утра я и сам этого не знаю, бабушка.

— Тогда обожди, пока не соберешься с мыслями. Таков был мой приказ, и впредь, если ты опоздаешь к обеду, можешь отправляться обедать к звонарю. Прямо поражаюсь, как это отец тебя к порядку не приучил…

Я промолчал. С одним куском мяса я уже успел управиться, и другая моя бабушка в таких случаях или сама подкладывала мне следующий или же спрашивала, не хочу ли я еще. Но сейчас мне никто не делал никаких предложений.

Отец, видите ли, не приучил меня к порядку! Да он только этим и занимался, и в доме у нас действительно царил порядок — правда, не такой, как в казарме. И к обеду я обычно не опаздывал, ну а если и опоздаешь на несколько минут, то разве что поругают… Иногда отец тоже опаздывал, и в таких случаях мы ждали его.

— Сколько раз вам говорить, чтобы не ждали! Дела у меня…

Но мы всегда дожидались его.

А сейчас все молча сидели; мне никто не предлагал еды, а я не решался попросить.

— Если больше не хочешь, скажи этой женщине, чтобы убрала со стола.

— Тетушке Кати?

— По-моему, другой женщины в доме нет…

По-моему — тоже, но эта манера говорить с подковырками была непривычной и очень раздражала меня.

Тетушка Кати убирала со стола грязные тарелки.

Мы по-прежнему сидели, и я не смел нарушить эту атмосферу злобной скованности. Я не знал, что мне делать или сказать, утратив всяческую уверенность даже в таких действиях, которые знал наверняка. От неподвижного сидения меня постепенно стало клонить в сон.

— Чем ты собираешься заняться после обеда?

— Не знаю, — испуганно встрепенулся я, потому что и в самом деле не знал этого.

— Урок свой выполнил?

— Нет еще.

— Вот и берись, не откладывая в долгий ящик. Я бы на твоем месте уж давно написала бы.

— Обычно мы с бабушкой спим в это время.

— Ваше дело. По-моему, дурная привычка ложиться спать на полный желудок, но если ты к этому привык, я не возражаю. А потом покажешь мне тетрадь по чистописанию.

— Хорошо, — я встал из-за стола и пошел к двери.

— Благодарю за обед! — резко воскликнула мне вслед бабушка.

— Да-да, я забыл, — отозвался я.

Бабушка безнадежно махнула рукой.

— Schrecklich! [1] Ужасно! ( нем. ). — сказала она, а я поплелся на кухню, взволнованно переживая случившееся. Ведь я прикидывал про себя, стоит ли поблагодарить за обед, тем более, что у нас в семье был заведен такой обычай, а когда я бывал в Капоше, то там тоже всегда так делал. Но после всех бабушкиных нападок решил, что благодарности от меня она не дождется. Да и с какой стати благодарить ее? Обедом этим меня обеспечили мои родители, а приготовила его тетушка Кати — приезжая бабушка тут ни при чем.

Мне было не до сна. Я разглядывал свою тетрадку и думал: исправился мой почерк или не исправился, а эта проклятая дата красуется на месте, и о том, чтобы подсунуть на проверку прежнюю страницу, речи быть не может. Что тут сделаешь? Да ничего! Я не видел другого выхода, кроме как написать новую злополучную страницу прописей. Беда была в том, что в голову мне лезли всякие посторонние мысли, и лишь на чистописании сосредоточиться никак не удавалось.

«А потом покажешь мне тетрадку!»

И все это потому, что тетке Луйзи «неймется», и они опять «сошлись» с дядей Ласло…

«Хорошо этим взрослым, — думал я. — Хотят — сойдутся, а накатит на них — опять разойдутся». Проблема эта явно превосходила мои жизненные познания, и я ломал голову, пытаясь представить себе тетку Луйзи и дядю Ласло, которые сходятся друг с дружкой вплотную, чуть ли не стукаясь лбами…

Мысли были интересные, но они лишь растягивали время и ничуть не ускоряли минуту, когда передо мной по крайней мере раз тридцать чередовались бы прописные истины насчет обильного рыбой Балатона и богатой винами Бадачони.

До чего они мне опротивели! Мало ли на свете хороших стихов — одни Арань и Вёрёшмарти чего стоят! А «Витязь Янош» Петёфи! Я запоем три раза прочел его от корки до корки, сидя на чердаке свинарника, хотя блохи меня чуть заживо не сгрызли. Да, ничего не скажешь, Петёфи умел писать, даром что был из простых.