Феликс Маляренко - Вовка Булкин из 6 «б»

— Жень, а Жень, может, не будешь. Тебе они зачем? Мне их дед подарил. Когда еще был жив.

Женька достал лупу и ряд за рядом стал внимательно рассматривать марки.

— Ладно, не буду. Знай мою доброту. Да здесь ни одной целой, все рваные и мятые. Кто так с марками обращается?

— Да дедовы это… С войны еще. — Вовка поднял глаза на Женьку, а Женька уже подчищал следующую страницу. Потом он пошарил в сумке и достал кобуру.

Кобура была старая и потертая. У нее не хватало застежки.

— Видишь, какая гудовская — хорошая, — хитро улыбнулся Женька.

— А как она закрываться будет? — осторожно взял ее Вовка.

— Да ты что? — махнул рукой Женька. — Это же легко. Хоть проволокой прикрути. Кобура-то не простая. Ее мой дед с войны принес.

— С войны? — удивился Вовка.

— Вот лукай, дырочка, — показал Женька на рваное отверстие в кармашке магазина. — Это осколок. Дед говорил, что кобура с пистолетом защитили его.

— Правда?

— Фирма веников не вяжет, — ответил Женька.

И Вовка подумал, если бы это была кобура его деда, он бы ее ни за какие марки не выменял.

— Давай по-честному, — предложил Женька. — Это кобура много стоит… — задумался он. — Семейная реликвия все-таки, с войны.

— Ладно, бери за нее нерусскую фауну. Вот кубинские петухи.

Женька достал лупу и стал переводить кубинские песо в рубли, потом перешел к болгарским левам и все время напоминал, что он честный, что он Вовку не обманет.

Затем из бочкообразной сумки появилась полевая офицерская фуражка и бинокль без одного стекла. На этом Женькины запасы исчерпались. Но марки, и какие марки, еще оставались в альбоме у Вовки.

— Дымовые шашки нужны?

— У нас есть, — стал собираться Вовка.

— А что тебе еще достать?

— Больше ничего не надо, — складывал снаряжение Вовка.

Хотя Женьке не удалось выменять оставшиеся марки, он был доволен.

— Вот дурак, — говорил он потом про Вовку. — За ерунду бестовые марки отдал.

На следующий день Вадик стоял перед строем в темно-зеленых, как у лейтенанта, брюках, заправленных в сапоги, в светло-зеленой с погончиками рубашке, из-под которой выглядывал парадный офицерский ремень. Ремень отяжеляла кобура с самодельным пистолетом. К левому боку прижималась офицерская сумка, а грудь закрывал огромный артиллерийский бинокль.

Ребята с удивлением смотрели на Вадика.

— Проводите занятие, — приказал лейтенант.

— Есть, — коснулся рукой фуражки Вадик и громким голосом: — Равняйсь! Смирно! Направо! — повернул строй и скомандовал: — Шагом марш!

— Молодец, хорошо, — тихо сказал ему лейтенант. — Видишь, я не ошибся в тебе. А это, — окинул он взглядом обмундирование Вадика, — ты хорошо придумал.

В деревню к бабе Насте Вовка приехал поздно вечером. И когда после ужина она предложила постелить ему на сеновале, он страшно обрадовался. Сколько он читал о деревенских мальчишках, ночевавших на сеновале, а самому ни разу не приходилось. Но он даже представить себе не мог, какой будет эта ночь. С вечера его стали донимать комары. Потом несколько раз будили собаки. До рассвета его напугал ранний петух, а под утро разбудили коровы, уходившие на пастбище.

Утром бабушка долго тормошила внука. За завтраком его даже не радовали блины, сложенные стопочкой на большой тарелке. Хотелось спать. Вовка взял верхний блин и вяло пожевал. Потом вспомнил, что его ждет рыбалка, и отправился с удочками на речку.

…Поплавок притих на воде, и ничто, казалось, не могло потревожить его. Вовка смотрел, смотрел и уснул.

— Рыбак, рыбак! Спит… Наверно, городской, — услышал Вовка над левым ухом девчачий голос.

— Конечно, городской. Сразу видно, — на этот раз прозвенел справа голос мальчишки. — Вон и пескарю наскучило на леске болтаться.

Услышав про пескаря, Вовка мгновенно открыл глаза и дернул удочку. Точно, на крючке болталась заморенная рыбешка. Он с напускным достоинством снял с крючка свой улов и лишь потом неторопливо оглянулся.

Девочка и мальчик, оба худые и длинные, смуглые, с большими карими глазами, с любопытством рассматривали Вовку. Девочка была с косичками и чуть возвышалась над мальчиком. А в остальном они были очень похожи.

Вовка посмотрел на часы. Секундная стрелка замерла. Часы будто уснули. Еще зимой он решил заглянуть внутрь. Открыл крышку, потрогал механизм, и с тех пор часы ни с того ни с сего останавливались, и, чтоб заставить их тикать, приходилось долго трясти рукой.

— Ты, наверно, городской, потому и спишь, — предположил мальчишка.