Корнель Макушинский - Скандал из-за Баси (журнальный вариант)

— Басе надо было задрать юбку и обходным путем выбить упрямство из головы. Я бы так поступила! Я, слава Богу, не пишу книжек, а значит, у меня еще осталась крупица разума.

Она с мрачным видом слушала рассказы Ольшовского об удивительной и таинственной трагедии Бзовского. У пани Ольшовской глаза были полны слез. Он должен был повторить свой рассказ еще раз, когда их навестил профессор, беспокоясь о судьбе своего ученика. Пригласили и пани Таньску, которая обычно охотно знакомилась с новыми людьми. Но в этот раз бабушка неожиданно заупрямилась.

— Даже не собираюсь,— заявила она,— знакомиться с человеком, который делает вид, что может вычислить возраст Земли, и при этом болтает разные глупости. Земле столько лет, сколько их в еврейском календаре. Кто как, а евреи умеют считать! А этот что-то толкует о миллионах... Он готов сказать, что и мне тысяч сто лет... Сами с ним развлекайтесь! А я пообедаю с моим Шотом, который скоро и меня сожрет, потому что у него, наверное, семь желудков...

Пришедшая наконец от Баси телеграмма о скором приезде все перемешала в ее голове. Благородная женщина не могла найти себе места. Десять раз на дню она кружила между своим домом и квартирой Ольшовских, кудахча и всячески выражая нетерпение. Отдавала самые дикие приказания и влезала во все дела. Она возвращалась домой, где на нее находило какое-то огромное вдохновение, и во весь дух мчалась к Ольшовским, чтобы сообщить удивленным людям, что ей только что пришло в голову.

— Они должны поселиться у меня! — воскликнула она энергично, словно бы с порога хотела задушить все протесты.

— Кто должен поселиться у вас, бабушка?

— Персидский шах со своей теткой! Кто же, если не Бася со своим отцом? Есть у меня большая квартира или нет? Есть! Три комнаты я им уступлю, а сама забаррикадируюсь в четвер-

— А для чего баррикада?

— Как это для чего? А откуда я знаю, не захочет ли этот полуиндеец поджарить старую оабу на медленном огне? Это вспыльчивый человек?

— Послушный, как ребенок.

— Валицки тоже был послушный, как ребенок, а при виде меня скрежетал зубами. Впрочем, все равно! Они поселятся у меня, конечно, не задаром. Я не такая глупая! Семь шкур я с Баси не сдеру, но десять злотых в месяц она должна мне заплатить за три комнаты

— Это вполне приличная цена! - смеялся Ольшовски.

Пани Таньска, эта страшная обдирала, нашла себе новое занятие и отдалась ему всей душой. Она устроила в своей квартире землетрясение, перевернув все вещи вверх ногами. Заодно нашелся портрет ее третьего мужа-покойника. Этот портрет много лет лежал за шкафом.

— Кто это может быть? — спрашивала бабушка.— Какая-то знакомая физиономия. Ага! Это третий... Он говорил, что языком я могла бы приводить в движение большую мельницу. Марцыся! На чердак этого пана! Лицом к стене! - Спустя несколько дней квартира была готова.

Наконец Ольшовски взволнованно объявил:

— Сегодня они приезжают!

О, насколько иначе выглядел несчастный человек, который, как привидение, сходил с корабля в Гавре! Из вагона вышел изысканный джентльмен, отличающийся от других только тем, что взгляд его чуточку робок и боязлив. Он крепко держал Басю за руку, словно боялся расстаться с ней хотя бы на минуту.

Ольшовски пожал ему руку и сказал;

— Сердечно вас приветствуем!

Бзовски посмотрел на Басю, словно бы ждал от нее указаний, что он должен сделать.

— Папочка! — сказала Бася.— Этот пан — мой добрый дядюшка, он меня воспитал, а эта пани — его жена. Я их очень люблю. Поздоровайся с ними!

Девочка говорила медленно, выразительно и доходчиво, как учительница в школе, а он словно бы всматривался в каждое ее слово и слушал с напряженным вниманием.

— Понимаю... да,— сказал он, с некоторым трудом выговаривая слова.

Он подал руку Ольшовскому, потом, улыбнувшись, погладил опешившую пани Ольшовску по лицу.

— Тетя! — шепнула Бася.— Отец всегда так со мной здоровается...

Бзовски, неподвижно стоя, с любопытством наблюдал, как горячо все встречают Басю смотрел на объятия и поцелуи. Потом, по знаку дочери, спокойно пошел вместе со всеми! Быстрым взглядом он осматривал вокзал, дома и морщил лоб.

— Какой он красивый! — шепнула пани Олыыовска мужу.

— А Бася? — горячо спросил Ольшовски.— Но поторопимся, а то бабушка выпрыгнет в окно. *

Пани Таньска ждала их, вся пылая так, что вполне могла поджечь тонкие занавески. Раз двадцать она передвинула с места на место вазочку с цветами в комнате Баси и опытной рукой проверила мягкость матрацев.