Сейчас он как раз возвращался с коротких театральных гастролей, оставив в маленьких городках по два, а в более крупных по три трупа. У Валицкого была маленькая квартирка в Варшаве, которую он занимал вместе с начинающим актером
Шотом, который играл роли, не требующие чрезмерных усилий. Выходил на сцену и торжественно произносил: «Ясне пане, карета подана!» И часто этим все исчерпывалось. Кроме этого, он изящно вносил поднос с бокалами или письмо на подносе. О нем говорили, что он никогда не выходит на сцену с пустыми руками. Валицки никогда не скрипел на него зубами и не убивал его взглядом. Ведь Шот был сердечным, веселым парнем, всегда улыбающимся и довольным жизнью. Он верил в свое будущее и веселился, хотя часто был голоден.
Он как раз пришивал себе пуговицу к жилету, когда услышал пинок в дверь и голос Балицкого, в котором звучало отчаяние:
— Открывай, прохвост!
Шот мало внимания обращал на разбойничьи окрики. Но на мгновение он перестал шить, потому что другой голос, тонкий, как шелковая нитка, пискляво повторил:
— Открывай, прохвост!
Он знал, что Валицкий может свой голос, толстый, как корабельный канат, превратить в тоненькую веревочку, но чтобы аж так... Он с любопытством открыл дверь и отступил на два шага. Валицки смотрел на него мрачно, а девочка у него на руках, во всем ему подражая, тоже старалась скорчить страшную рожу, чтобы показать свое недовольство.
— Антось! — крикнул Шот.— Где ты это нашел?
— В поезде,— ответил Валицки.— Возьми ее у меня!
Бася, увидев протянутые к ней руки, обхватила Валицкого, как своего опекуна, обязанного ее защищать.
— Не бойся,— сказал актер более или менее человеческим голосом.— Это хороший дядя.
— Хороший...— признала Бася и после короткого колебания была принята Шотом и поставлена на пол.
— Устал я,— загремел Валицки.— Этот клоп такой тяжелый.
— Кто клоп?
— Женщина, перестань и дай мне отдохнуть! Займись ей. Сейчас я тебе все расскажу.
Валицки рассказал своему товарищу обо всем, что случилось, разделяя фразы сопением, бурчанием, выкриками и зубовным скрежетом. Бася же помогала ему от всей души.
— Это страшно веселый карапуз! — сердечно сказал Шот, глядя на разрумянившееся личико.— А может, она голодная? У меня есть селедка и немного водки. Не корчи таких рож, напугаешь ребенка.
— Я? Напугаю? Сейчас я тебе покажу.
Он выбрал из своего репертуара такую мину, от которой у почтенного человека встали бы дыбом все волосы, скосил глаза к носу и издал рев рассерженного медведя. Бася пискнула от восторга и, подпрыгнув, приблизила личико к его безобразному лицу, делая вид, что пугает его.
— Ты видишь? Она меня совершенно не боится,— сказал он.
— Совершенно не боюсь! — подтвердила Бася.
— А ты любишь этого пана? — спросил Шот.
— Очень люблю! — заявила она с энтузиазмом.
Старый актер старался посмотреть на нее с нежностью, но напрасно выделывал со своим лицом разные штуки. Казалось, что он застеснялся.
— Ребенок, наверное, устал, пусть поспит, а мы поговорим, — сказал он тихо.
Он снял с ее шеи несчастную картонку и начал убедительные уговоры, чтобы объяснить девочке, что приличные, разумные люди в ее возрасте должны сном подкреплять силы, подорванные путешествием. Бася, однако, старалась, как умела, объяснить, что, познакомившись с таким милым юношей, как Шот, она и не думает зря тратить время на сон. Лучше устроить хорошую, веселую забаву, чтобы при этом прыгать через стулья и ловить друг друга за ногу. Пан Шот, юноша веселый и жизнерадостный, отменно для этого подходит.
— Ты видел что-нибудь подобное? — крикнул Валицки.
— Я сам таким был! — радостно воскликнул Шот.
— Каким ты был? — заинтересовалась любопытная девчонка.
— Бася,— сказал Валицки, стараясь сделать голос поласковее.— Ты пойдешь спать, если я тебе расскажу сказку?
— Пойду!
— Ну, тогда вперед!
Валицки, косясь в сторону приятеля — не насмехается ли тот над ним,— начал рассказывать что-то невразумительное. Девочка внимательно слушала, но скоро своим быстрым умом поняла, что милый дядя жульничает, и ее хороший вкус не позволил ей слушать дальше.
Бася спала, разрумянившись, приоткрыв рот. Короткие светлые волосики были в страшном беспорядке.
— Боже, до чего хорошенькая! — растроганно подумал старый актер, хотя и глядел на нее разбойничьим взглядом. Мысли пана Валицкого были совершенно иными, чем его жестокий взгляд.
— Ничего тут нельзя прочитать,— вдруг тихо сказал Шот.
Читать дальше