Фрэнсис Бернетт - Маленькая принцесса

— Тогда, — благоговейно выговорила Бекки, — я и не замечу, что ящик тяжелый, и что кухарка на меня орет. Я буду думать про это.

— Думай, — сказала Сара. — Я тебе все расскажу.

Вниз спускалась уже не та Бекки, которая несла недавно наверх тяжелый ящик с углем. В кармане у нее лежал еще один кусок пирога, она поела, обогрелась, но дело тут было не только в пироге и в огне — ее напитала и согрела доброта.

Когда она ушла, Сара села на свой любимый насест, то есть стол, оперлась ногами о креслице, локтями — о колени, и подперла лицо руками.

— Если бы я была настоящей принцессой, — тихо говорила она, — я щедро одарила бы мой народ. Но хотя я только притворяюсь, я тоже кое-что могу сделать. Вот как сейчас. Она так радовалась, словно это — королевская щедрость. Значит, буду играть, что приятные вещи — это королевская щедрость и есть. Я одарила свой народ.

Вскоре после этого произошло поразительное событие. Поразило оно не только Сару — всю школу, несколько недель только о нем и говорили. В одном из писем капитан Кру рассказал интересную историю. В Индию неожиданно приехал его школьный друг. На его земле нашли алмазы, и он возглавил там работы. Если все пойдет, как он надеется, он невероятно, баснословно разбогатеет; а поскольку он любит своего друга, он предложил ему войти с ним в долю. Во всяком случае, так поняла Сара. Все другие замыслы и планы не очень заинтересовали бы ее и других воспитанниц, но «алмазные россыпи» — это же прямо из «Тысячи и одной ночи»! Сара была в восторге и описывала Лотти с Эрменгардой лабиринты в недрах земли, где стены, пол, потолок усыпаны алмазами, и странных темнокожих людей, которые откалывают их тяжелыми кирками. Эрменгарда восхищалась, Лотти требовала повторять это каждый вечер, а вот Лавиния завидовала, и говорила Джесси, что ни в какие россыпи не верит.

— У мамы есть бриллиантовое кольцо, — говорила она. — И не такое уж большое. Оно стоит сорок фунтов. Если бы на свете были целые россыпи алмазов, люди разбогатели бы до смешного.

— Может, и Сара разбогатеет до смешного, — хихикнула Джесси.

— Она и так смешна, — фыркнула ее подруга.

— Ты ее просто ненавидишь, — сказала Джесси.

— Вот уж нет! — сказала Лавиния. — А в россыпи — не верю.

— Ну, берут же где-то алмазы, — рассудительно заметила Джесси и снова хихикнула. — Знаешь, что Гертруда говорит?

— Не знаю и знать не хочу, если опять про эту Сару.

— Да, про нее. Теперь она представляет, что она — принцесса. Всегда, даже на уроках. Она говорит, ей так легче учиться. Ей хотелось, чтобы Эрменгарда тоже стала принцессой, но та отказалась, чересчур толста.

— И то верно, — сказала мисс Герберт. — А Сара чересчур тоща.

Конечно, Джесси опять хихикнула.

— Она говорит, вид тут ни при чем. Важно, что ты думаешь и делаешь.

— Наверное, ей кажется, что она была бы принцессой, даже если бы стала нищей, — сказала Лавиния. — Давай называть ее Ваше Королевское Высочество.

Уроки кончились, девочки сидели в классе, у камина. Все очень любили это время дня. Мисс Минчин и мисс Амелия пили чай у себя в святилище, а воспитанницы болтали и поверяли друг другу тайны, особенно если малютки не бегали, не орали, что бывало редко. Когда они поднимали шум, приходилось усмирять их, а то, не дай Бог, могли явиться наставницы и положить конец приятному времяпрепровождению. И вот сейчас, сразу после слов Лавинии, открылась дверь, вошла Сара, а с ней — Лотти, которая вечно бегала за ней, как собачка.

— Опять она с этой мерзкой девчонкой! — шепотом возмутилась Лавиния. — Если она ее так любит, держала бы у себя! Через пять минут начнутся вопли…

На самом деле Лотти захотелось поиграть в классе, и она упросила приемную маму отвести ее туда. Она присоединилась к малышкам, которые играли в углу, Сара села на подоконник, открыла книгу и стала читать. Книга была о Французской революции, и вскоре она перенеслась в Бастилию, к тем, кто провел в темнице столько лет, что, когда пришла свобода, седые волосы и бороды скрывали их лица, а о том, что за стенами кто-то есть, они вообще забыли.

Она была так далеко от школы, что совсем не обрадовалась, услышав пронзительный вопль. Труднее всего ей бывало сдержаться, когда ее отрывали от книги. Те, кто любит читать, знают, как это неприятно. Нелегко победить искушение справедливого гнева.