Ахмет Мальсагов - Лорс рисует афишу

В этом месте статьи читатель, разумеется, должен был воскликнуть: «Чего мямлит автор? Какое воспитание, когда просто гнать таких надо от клуба?!»

Что после этого оставалось делать малотребовательному Тлину, как не издать приказ о снятии Лорса с работы!

…Долго и очень лирично звучала в тот день в вечерней тиши кабинета заведующего скрипка, на которой Тлин так любил играть в минуты отдыха.

Через несколько дней после приказа Никодим Павлович убедил Лорса:

— Иди в райком, к первому секретарю. Люди о тебе Николаю Ивановичу говорят хорошее, но он-то не знает толком, что ты за птица. Расскажи ему все от души. В жизни надо бороться, отстаивать себя!

«Нет, ни себя, ни свою должность я отстаивать не буду, — решил Лорс. — Я пойду, чтобы открыть секретарю глаза на человеческую подлость. Она опасна для всех. О ней должны знать!»

…Секретарь разговаривал, стоя, по телефону, кивком предложил Лорсу сесть. Он высок, строен. Скуластое лицо — матово-бледное, очень чисто выбритое, а все равно выглядит как небритое.

Секретарь, видно, потрясающий аккуратист. Лорсу до него далеко. Положив трубку, он выслушал Лорса, очень ровно расставил вещи у себя на столе, посмотрел на часы и, наконец, произнес:

— Приедет Полунина, приедет Аза — разберутся! И вообще: поч-ч-чему такое паломничество? Никодим Павлович здесь уже говорил. Иван Матвеевич за вас вступался… Кружковцы ваши толпой… Разберемся. Не виноваты — восстановим на работе!

— Я не об этом!

— Справедливости хотите? Поч-ч-чему же не протестовали, когда вам выговор вынесли? Значит, справедливо пишет газета?

Николай Иванович еще раз посмотрел на часы, и тогда Лорс встал.

— Подожди, — сказал секретарь и взялся что-то писать на листочке.

Закончив, Николай Иванович снова поправил предметы на столе (под каждым картонный кружочек) и протянул Лорсу бумажку:

— Голодным собираешься ходить? Вот записка в колхоз. Покрутись там пока на току, повороши кукурузу. Столовая у них на току. Будут кормить.

Лорс не пошел в колхоз. Не хотел он кормиться на току, как воробей.

В чайную он пошел только один раз. Когда Лорс доедал картофельную котлетку (неожиданно обнаружилось, что деньги на исходе!), к нему подсел человек в тюбетейке. Он теперь торговал на улице бананами. В деревне бананы! И все равно перед ним на тарелке была двойная порция люля-кебаба.

— Худую картофельную котлетку кушаешь, да-а? — установила тюбетейка. — Говорил тебе: делом займись, делом! Да-а?

— Перец любишь, да-а? — спросил Лорс.

— Да-а…

— Кушай перец! Да-а?

Он высыпал на чужой люля-кебаб все содержимое перечницы и ушел, не доев котлету.

Больше не стал Лорс ходить и в чайную. Но его одолевали разговорами и дома.

Притащились Володя и Петя. Будто бы посоветоваться, хороша ли новая песня, а сами целый вечер пели Лорсу то, что он любил. Петя заикнулся было о настроении Лорса, но Лорс ответил:

— Не утешай, Петя!

Пришел Вадуд с вкусной сушеной бараниной, которую приготовила его мать для Лорса.

Неожиданно появился Дидиг. Он положил Лорсу на стол ворох разных книг и ушел, молча попрощавшись.

Лорс начитался, выспался и вышел на веранду. На ступеньке торчала сутулая фигура Дидига. Он забыл уйти и читал! Бабушка Чипижиха осторожно похаживала рядом, с опаской косясь на странного молчаливого незнакомца.

…А как-то вечером ко двору Чипижихи подъехал верхом Али Салманов с другим оседланным конем в поводу.

— Я слышал, ты в отпуске, скучаешь! — деликатно сказал он. — Собирайся, поедем в горы, к моей отаре. Столько прожить в Предгорном и не повидать высокогорного пастбища? Я тебе и бурку припас, к седлу приторочил. А вот сапоги.

Двинулись прямо сразу же.

— Ночь будет сухая, а завтра польет дождь, — сказал Али.

В ущелье копыта коней звонко цокали по камням. Шуршал щебень.

Когда копыта коней стали ступать неслышно и мягко, а ночной воздух сделался таким резким, что всадникам пришлось накинуть на себя бурки, Лорс понял: начались альпийские луга.

Приехали они в чабанскую котловину, защищенную от всех ветров, к рассвету. Меж зеленых пока еще, крутых склонов строго вертикально поднимались голубые зыбкие дымы очагов. На влажной, выбитой острыми копытцами овец площадке стойбища выделялся след больших лап волка.

В дверях мазанки сонно жмурился, ежась от утренней прохлады, босой мальчишка лет десяти. Али небольно стегнул его плетью и пожурил:

— Отойди с порога, сорванец! Гость вправе подумать, что ты ему дорогу в наш дом хочешь преградить. Лорс, это мой сын Амади. Он будет тебе другом, слугой и попутчиком. И березовую рощу тебе покажет, и форельные места озера. Знает, где водятся куницы и куропатки. Только остерегайтесь волков и медведей… Ну, как только поедим, я займусь отарой, а ты ляжешь поспать.