Ахмет Мальсагов - Лорс рисует афишу

Однако стоило ему появиться — голоса притихали. И Лорс тотчас же трусливо входил в привычный для всех образ. Да ступи он сейчас в зал и заговори — весь Дом культуры сбежится глазеть на чудо, так казалось Лорсу. Сразу надо было предстать перед людьми таким, каков ты есть, с самого начала! Придуманное обличье потом так же трудно скинуть, как оголиться при людях. Лорс проклинал все эти свои переживания как никчемные, не замечая, что проходит небесполезный для себя мучительный урок.

Еще один урок оказался вполне осознанным: как нелегко привыкнуть к даровому хлебу. Расписавшись в ведомости за первую в жизни зарплату, Лорс пощупал в кармане хрустящую пачку и подумал: «За что только не платит родное государство!..»

В зале Лорс старался не показываться не только из-за своей обычной застенчивости перед множеством глаз, но еще и потому, что вполне справедливо полагал: соображает же здесь хоть кто-нибудь, что они с Эдипом сущие дармоеды! Например, доярка Клава, которую Лорс запомнил по колхозной ферме. Может быть, она и не узнала в клубе Лорса. Но в глазах Клавки ему почудилось: «Пристроился к ремешку, работяга?»

Эдип расписывался за зарплату с видом человека, который хочет сказать: «Эх, разве такой ничтожной награды от общества заслуживает наш каторжный труд?!»

Лорс же после получки подумал, что надо же ее хоть как-то отработать. Наутро пришел в клуб и, хотя был выходной день, до самого вечера рисовал новую афишу.

Это была не афиша, а картина! Баянист, похожий на Петю, раздирал мехи чуть не на половине полотна. Танцор, изогнувшись томно, как Эдип, вел девушку.

— Салют полпреду! — раздался над ухом бас Керима. — С увлечением рисуешь афишку?

— Ты ведь так и говорил, верно? «Засосет тебя клубное болото!» — Лорс отмыл керосином краску с рук и полез в карман. — Возвращаю твой червонец, мы в расчете. А вот как рассчитываться с государством? Буду афишами: в каждую получку — новую.

Итак, у него теперь имеются деньги, хоть и небольшие. Пора облобызать Эдипа и бежать отсюда куда глаза глядят. Пусть кто-нибудь другой инструктирует Пупыню.

Однако Лорсу пришлось на несколько дней отложить прощание с Предгорным: Эдипа вызвали в город. Там вслед за семинаром заведующих отделами культуры созвали семинар директоров Домов культуры.

Эдип наспех собрал сводки и даже не успел провести прощального установочного совещания с коллективом. С видом полководца, вынужденного на время оставить любимую армию, он обвел глазами зал и вручил Лорсу тяжелую, гремящую связку ключей:

— Оставляю вас, неопытного, перед самым разгаром весенне-полевой кампании в районе!

Лорс припал к его груди:

— Я продолжу ваше дело… Мужайтесь, Эдип! Поярче расскажите в городе о нашем богатом опыте, не скупитесь! Не забудьте помянуть и о моих грандиозных свершениях в фойе. На семинаре это может прозвучать…

Лорс до сих пор никак не мог заставить себя серьезно относиться к своему директору.

…Эта связка ключей, с которой Эдип не расставался, интриговала Лорса. И он решил наконец как следует облазить все закоулки Дома культуры. Его еще и в первые дни удивило бесчисленное количество дверей и замков. Входные двери таились и со стороны сцены, и с боков здания. Оказалось, что по закону строгой поповской симметрии боковой придел (теперь это фойе) имеется не только справа, но и слева, за глухо закрытой дверью. Такая же большая и темная комната, как кабинет директора, примыкала к сцене и с другого боку. Узкая таинственная лестница вела, извиваясь, из прихожей наверх, в круглую светлую комнату, засиженную голубями. Что здесь было у попов? Звонарня? Исповедальня?

И что прячет Эдип за бесчисленными замками? Остатки поповских сокровищ? Нет, конечно. Какую-нибудь забавную рухлядь, что-нибудь такое, в чем Лорс любил копаться в детстве, лазая по чердакам.

Целый день Лорс провел в пыльных кладовых. Сколько их было, и чего он только в них не обнаружил! Одна была забита струнными инструментами, сваленными кое-как, — целый оркестр, начиная от крошечного банджо и кончая какой-то гигантской пузатой штукой: раздувшаяся мандолина!

В другой кладовой громоздились банки и ведра с красками, валялись засохшие кисти. Свое школьное детство вспомнил Лорс, увидев запыленные картонные коробки вроде пеналов — наборы деталей для авиамоделей. Тускло сверкнул медью большой, как пожарная цистерна, самовар с вдавленным боком. Заржавленные плотницкие инструменты — пила-ножовка, топор, рубанки… Полный ящик электрических лампочек… Валяется куча новеньких вешалок… Рулон ледерина…