Сергей Михальчук - Почтальон, шире шаг!

Устав, Маринка подобрала кукурузный стебель с пушистой метелочкой, с длинными, как зеленые ленты, листьями. С одной стороны листья были гладкие, глянцевитые, а с другой — шершавые. Проведешь пальцами, будто иголки покалывают.

— Маринка! Маринка! — вдруг услышала она голос Василька. — А где же Саша?

Василек уже умудрился прокатиться рядом с комбайнером на комбайне, а теперь, увидев, что дядя Кастусь загружает прицеп, решил с ним же вернуться в деревню.

Маринка глянула в одну, в другую сторону — нету Саши. Снова исчез. Вот противный мальчишка!

Грохотал трактор, комбайн все так же решительно врезался в кукурузные заросли, в небе ласково светило солнце, но Маринку уже ничто не радовало. Попробуй отыщи его, если кукуруза как лес. Заблудится, пропадет. И что скажет мама…

Подбежал Василек, и они вместе закричали изо всех сил:

— Са-ша! Са-ша! Ого-го-го! Где ты-ы-ы?!

— Да здесь я, здесь, — послышалось рядышком с ними. — Чего кричите?

Раздвигая руками кукурузные стебли, Саша выбрался к ним.

Маринка возмущенно всплеснула руками.

— Ты зачем спрятался? А если бы мы без тебя уехали, что б ты тут делал? Бессовестный человек ты, Сашка, вот что я тебе скажу.

— У нас на прошлой неделе теленок в кукурузе затерялся, — сказал Василек. — Целый день искали, еле нашли. Хорошо, что волк не задрал.

Услышав про волка, Саша растерянно шмыгнул носом, заморгал и опустил правую руку, которую до этого старательно прятал за спину.

Маринка стремглав налетела на брата и выхватила у него огрызок яблока.

— Ты… ты съел?! Дедушкино яблоко-погремушку съел?! Эх ты…

И столько презрения было в ее голосе, что Саша не выдержал. Словно догоняя друг друга, из его глаз полились, посыпались слезы.

— Я хотел посмотреть, что там в середке, — запинаясь, пробормотал он. — А там ничего нету-у… Одни только зернышки.

И заревел на все поле.

Кто знает, чем окончилась бы эта история, будь у Маринки побольше времени. Вполне возможно, что она, несмотря на Сашины слезы, стукнула бы его разок-другой по шее, чтоб не был таким любопытным, — очень уж хотелось ей привезти в город парочку «живых» яблок, похвастаться во дворе перед подружками. Но времени не было: громко засигналив, возле них притормозил грузовик дяди Кастуся. И в кузове, и в прицепе горами высилась искрошенная комбайном кукуруза.

Но как же они поедут назад, домой?

В кабине, рядом с шофером, сидел широкоплечий мужчина в плаще и фуражке с лаковым козырьком.

— Наш бригадир, — шепнул Маринке Василек. — Ты не бойся, дядя Гриша добрый…

Ничего себе «добрый»… Занял их места, а им что же — пешком топать?!

Бригадир вылез из кабины и взял Сашу на руки.

— Чего, моряк, слезы льешь? — сказал он. — Большуны обидели? Ну, ничего. Полезай в кабину на мое место, а я сейчас с ними побеседую…

Бригадир хоть и выглядел сердитым, а Маринке понравился. Папа дома тоже иногда вроде сердится, говорит грозно, а глаза смеются. Так же весело смеялись глаза и у дяди Гриши.

И Маринка смело спросила:

— А мы где поедем?

— Вы? — удивился бригадир. — А кто вам сказал, что вы поедете?

— Дядя Кастусь сказал, — подал голос Василек. — Он нас сюда привез.

— Ну, если сам дядя Кастусь сказал, то забирайтесь наверх, в кузов. Или трусите?

— Нет! Нет! — дружно закричали Маринка и Василек.

Бригадир по очереди поднял их и посадил через высокий борт машины на мягкую прохладную гору мелко изрубленной кукурузы.

— Ложитесь на животы, я между вами пристроюсь, а то еще спикируете на ухабе, — сказал дядя Гриша и тоже забрался в кузов.

Эх, и помчались же они, выехав на дорогу, эх, и полетели! Маринке показалось — быстрее, чем на самолете. Только ветер в ушах свистел. Покрасневшее солнце над дальним лесом гналось, гналось за ними, да так и не догнало. Запыхалось, наверно, бедное, уморилось и, когда машина свернула на другую дорогу, совсем отстало.

Дядя Гриша прикрыл Маринку и Василька полами своего плаща и сказал:

— Ну, чего приумолкли? Рассказывайте, где были, что видели.

Но разве сразу все так и расскажешь…

— Мы в саду были и у криницы. Там, где речка начинается, — вспоминала Маринка. — Там вода из-под земли бьет…

— То место у нас Семь Криниц называется, — сказал дядя Гриша. — Но это только так говорится — Семь Криниц. Их там не семь, а может, семьдесят семь. Никто не считал. Правда, остальные поменьше, но и в них вода чистая да холодная. Словно огнем жжет. Ну, а в орехи еще не ходили? Нет? Чего ж ты, Василь, не сводишь? Уже спелых много.