Гвюдлёйгюр Арасон - Морской узел

Однажды Лои и его сестренка С и грун долго не могли вечером заснуть. Вдруг из кухни донесся плач. Они побежали туда и увидели маму, которая шила им к рождеству одежду.

— Мама, что с тобой?

Но мама не отвечала, только заливалась слезами. Сигрун забралась к ней на колени и тоже заплакала.

— Что случилось, мама? — всхлипывая, спросил Лои.

— Ничего, сынок, просто я вспомнила папу…

После этого случая он старался при маме не говорить об отце.

Сидя на камне с опущенной в воду рукой, он чувствовал себя одиноким и затерянным в этом огромном мире. Сегодня он обманулся в двух своих главных надеждах; радость, переполнявшая его с утра, сменилась озлоблением.

— Папочка, милый… Пожалуйста, помоги мне купить «Оладью». Я обещаю быть очень осторожным, если…

Больше Лои не смог вымолвить ни слова. Он совсем сник и только ронял слезы на зажатую в руке сберкнижку.

Лои и не заметил, как пролетело время. Но видимо, уже перевалило за полдень, потому что он здорово проголодался.

Скрепя сердце Лои отправился домой. По дороге он то и дело останавливался, заглядывал в сберкнижку и снова закрывал ее. Наверное, такого еще не бывало: чтобы у человека были в сберкассе деньги, а ему не давали их получить.

В кухне сидели за столом брат Лои Херманн и отчим Пьетюр. Они уже поели и теперь слушали по радио последние известия. Не отвечая на мамино приветствие, Лои прошел прямо в комнату и положил сберкнижку на место. Пускай лежит, пока не протухнет.

Он против обыкновения, долго и тщательно мыл руки, потом тоже сел за стол. В кухне царило молчание, но Лои чувствовал, что все взгляды прикованы к нему. Пьетюр, конечно, уже насплетничал.

— Я слышал, ты собираешься купить лодку, — сказал Херманн, ковыряя спичкой в зубах.

— Не твоего ума дело, — огрызнулся Лои, из глаз которого готовы были опять брызнуть слезы.

— Что такое, дружище? С тобой нельзя уж и о деле поговорить?

— Лои, — обратилась к нему мама, — Пьетюр нам рассказал, что ты приходил в сберкассу и хотел снять с книжки деньги. Мне казалось, ты понимаешь, что тебе еще рано ими распоряжаться. Я решила сама позвонить в Хольт, Гейри. И тут выяснилось, что ты его убедил, будто я все знаю… Это правда?

— Да… Но тебя не было дома, когда я хотел попросить…

— Зачем, скажи на милость, восьмилетнему мальчику лодка? — перебила его мать. — Неужели ты думаешь, мне не хватает того, что ты целыми днями околачиваешься на пристани? Теперь тебе еще приспичило выходить в море…

Коль скоро мама заводила речь о пристани, никакие доводы на нее не действовали. Это знали все. Тут уж самое лучшее было помалкивать.

— А может, Лои все-таки безопаснее ходить на «Оладье», чем на каком-нибудь другом судне, а? — невозмутимо заметил Пьетюр. — С гребной лодкой он, если постарается, должен справиться.

— Жаль только, что его совершенно не тянет в море, — засмеялся Херманн.

— Ну да! — поторопился возразить Лои. — Меня только туда и тянет.

— Пожалуй, на собственной лодке его можно будет отпускать в море, — продолжал, словно сам с собой, рассуждать Пьетюр.

— Почему же мне тогда нельзя снять деньги и купить «Оладью»?

— Послушай, братишка, давай мы с тобой вот как договоримся. Я одолжу тебе пятьсот крон, которые ты можешь вернуть с уловов. Если Пьетюр добавит еще пятьсот, ты сразу расплатишься за лодку. А сберкнижку трогать не будешь. Как ты относишься к такому предложению?

Лои недоверчиво посмотрел на Херманна. Потом на Пьетюра с мамой:

— Значит, можно?.. Мне можно купить «Оладью»?

— Уж и не знаю, — со вздохом проговорила мама. — Но тогда ты должен обещать, что будешь очень осторожен. Я тебя всегда прошу беречь себя. Ты же знаешь, как…

— Пьетюр, ты доложишь пятьсот крон?

— Конечно, почему бы мне тоже не заделаться судовладельцем? — со смехом отвечал Пьетюр.

— Можешь заодно заняться рыбной ловлей, чтобы Лои не пришлось выплачивать долг еще и тебе, — сказал Херманн.

На Лои словно столбняк напал. Он больше не слышал, о чем говорят вокруг, не видел тарелки, стоявшей у него под носом.

С самого утра его, точно осоку на ветру, мотало из стороны в сторону, от радости к горю. Но вот последний порыв пронесся мимо, и ветер наконец стих. Когда к Лои подошла мама и что-то сказала ему, он вскочил со стула и бросился ей на шею.

Слезы, которые полились в этот раз, были слезами не горя, а его сестры — радости.