Светлана Пономарева - Фото на развалинах

Я сел в проёме и принялся за дело. А Алиска прыгала рядом то на одной, то на другой ноге. Даже не потому, что ей было холодно. Просто это была одна из её привычек — никогда не стоять спокойно. Я уже притерпелся к ней. Последнее время Алиска была постоянно рядом со мной. Она знала о моей жизни больше, чем все остальные, и почему-то всё меньше раздражала. Такая вот забавная сложилась ситуация.

— Хочешь, что-то скажу? — вдруг спросила она.

Я кивнул.

— Титова разлюбила историка. Точно знаю. И парня у неё нет.

— Ты все сплетни знаешь, — усмехнулся я и продолжал рисовать.

— И что, не попытаешься ей понравиться?

— Не-а.

Я не врал. На бумаге одно за другим появлялись серые здания. Алиска мелькала рядом, выковыривая пластик жвачки из упаковки.

— Жаль, что мама не разрешит нам вместе встретить Новый Год, — вздохнула Алиска. — Было бы здорово.

— Я бы всё равно не смог, — сказал я, не отрываясь от бумаги, — мать выписывают завтра. Так что мне надо быть дома. Попробуем встретить год как положено, всей семьёй.

— А…

— А с тобой можем первого куда-нибудь сходить.

Алиска снова вздохнула.

Новый Год обещал быть для меня не таким, какой был прежний. Я точно знал — всё будет хорошо!

— Ты классно рисуешь!

Алиска мне говорила это, наверное, раз сотый. Но это её ни капли не смущало.

— А ещё говорят, что Витя женится. Ну, девчонки говорят.

— Да знаю я. Вот это точно не новость.

— А ты к нему в гости снова ходил, что ли?

— Ходил, книжки брал почитать. И девушку его снова видел. Извини, фотоотчёта не будет, — я засмеялся.

— Везёт тебе, вперёд всех всё узнаёшь. И не рассказываешь.

— Ну я-то в него не влюблён, чего сразу на всю школу орать, что он женится?

— Вредный ты, — подытожила Алиска тоже в сотый раз.

— Ты сволочь, Лесь, но я тебя люблю, — передразнил я её и закрыл руками голову, потому что она тут же в шутку замахнулась.

— А вот мне кажется, что Виктор Валентинович от нас уйдёт, — уяснив, что дать по затылку мне не удастся, сказала Алиска, — спорим, в 11-м классе его уже не будет.

— И правильно сделает. Я бы на его месте обязательно ушёл.

— Нет, жалко. Классный дядька.

— Жалко, — согласился я.

Мне не хотелось бы, чтобы Карбони ушёл. С одной стороны, я привык к нему, и уже не представлял школу без его уроков. Но с другой стороны, если бы он к нам в школу не устроился, не было бы всей этой истории. А с третьей стороны, могла бы быть иная история. И кто даст гарантию, что не хуже? Как линии на моём рисунке, пересекаясь и смешиваясь, образовывали дома и улицы, так и возможные вероятности смешивались у меня в голове. Я пытался представить, что было бы, если… И получалось много разных случаев, ни один из которых со мной не произошёл. А что случилось, то случилось.

Может быть, Виктор специально попал в нашу школу, чтобы я разобрался в своей любви к Наташе. Ха-ха. Или я специально ему попался, чтобы он смог осуществить свою миссионерскую функцию и принести мне, дикому папуасу, мысль о братской любви между человеками? Интересно, вон та группа в тёмных шубах и пуховиках, что топчется на остановке, испытывает друг к другу светлые чувства? Я прищурился, присматриваясь. Ну да уж, куда там. Сейчас подойдёт набитый автобус, и они будут пихать друг друга в надежде туда втиснуться. И даже если кто-то из них, в общем-то, не злой человек, всё равно будет пихаться. Потому что даже доброму надо куда-то ехать.

Теория Виктора Карбони почти не действовала во внешнем мире. Разве что в душе. Думай о хорошем, делай хорошее, и тебе будет легче. Минимум — морально. А то вокруг плохо, внутри плохо, ведёшь себя, как сволочь… Мрак какой-то. Наконец-то я кое-как вмонтировал мысли историка в свой образ жизни… И, даже можно сказать, сломал одну из схем. Схема пессимизма треснула оттого, что я пытался увидеть вокруг добро.

Алиска громко щёлкнула пузырём от жвачки и подёргала меня за локоть:

— Слушай, ну ты уже основное всё нарисовал, дома доделаешь, мне, между прочим, холодно.

— Одеваться надо теплее, между прочим, — проворчал я, скатывая лист в рулончик, — на, держи, произведение гения-универсала. Потом в интервью расскажешь, что брала в руки шедевр. Ну, когда я прославлюсь.

Алиска засмеялась и начала спускаться вниз. А я ещё на пол минутки задержался. Сидел в оконном проёме, закинув голову, и смотрел в серое пасмурное небо. Хорошее бы получилось фото, если бы меня щёлкнули оттуда, с облака. Серый город и серый мальчик в разваленном здании. Может, Бог специально делает наш мир таким, чтобы вдоволь пофотографировать и развесить фото по стенам? А когда устаёт от серости и разрушения, то устраивает весну и лето. И тогда его снимки получаются яркие и цветные…