Йозеф Томан - Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

Честные торговцы и ловкие мазурики теснятся на рынке, стараясь перекричать друг друга, и у городских стражников по четвергам работы по горло.

Между палаткой с поношенной одеждой и той, где продают трижды свяченую воду, стоит на мольберте картина: два мальчика, играющие с собакой. Художник коренастый человек среднего роста, с волнистыми черными, спутанными волосами, на лице которого мясистые щеки сдавили и нос и глаза - на вид простолюдин, городского сословия, - расхаживает вокруг своего творения, ища глазами покупателя в кучке зевак. Им нравятся и мальчики и собака, они обсуждают картину, смеются. Если случится пройти мимо человеку образованному, он поспешно поклонится художнику и скроется поскорее...

Время идет, покупателя все нет. Художник хлопнул в ладоши, крикнул в толпу:

- Благородные идальго, дворяне и помещики, горожане, люди богатые и склонные к искусству - кто купит эту картину, дабы украсить ею свой дом и порадовать взор свой?

Мигель остановился перед картиной.

- Нравится вам, ваша милость?

Мигель перевел глаза на художника.

А, это тот самый, с которым он недавно столкнулся в театре, когда давали Кальдерона!

- Бартоломе Эстебан Мурильо, - кланяется художник.

- Мигель де Маньяра, сеньор. Мы, кажется, уже встречались?

Мурильо внимательно вглядывается - вот вспомнил, рассмеялся сердечно:

- Ах, это были вы, ваша милость! Ну да, конечно, вы. Летели, как метеор... И уже за шпагу схватились. Я не хотел вас обидеть!

- Не будем об этом говорить, сеньор, - приветливо ответил Мигель. Подумаем о картине... Есть у вас здесь еще что-нибудь?

Художник наклонился и вынул из-под мольберта несколько свернутых полотен поменьше.

Мигель стал рассматривать их одно за другим.

- И много вы продаете, дон Бартоломе?

- Мало. Очень мало, ваша милость, - признается тот. - Три года назад я вернулся в Севилью из Мадрида и еле свожу концы с концами. Если б не цикл картин, которые я написал для монастыря святого Франциска, просто бы нищенствовал. Но этот заказ поддержал меня, и я женился. Нужда приятнее на вкус, когда ее делишь на двоих, - просто сказал он, смеясь.

Мигель рассматривает эскиз какой-то святой, чье лицо напоминает ему Изабеллу.

- Это набросок святой Варвары, - объясняет Мурильо. - Он не удался. Туловище слишком вытянуто, лицо недостаточно проработано, а пейзаж на заднем плане! Вроде того хаоса, когда дух божий носился над водами, - правда, ваша милость?

- Продайте его мне, дон Бартоломе!

Мурильо поражен. Такую неудачную вещь? Сколько же за нее взять? Самое большее - двадцать реалов. Или даже десять, чтоб наверняка?..

- Отдадите за десять эскудо? - спрашивает Мигель.

Мурильо вытаращил светлые глаза:

- Вы хотите сказать - десять реалов?

- Нет - десять эскудо. Мне она нравится. Продаете?

- Еще бы! - в восторге взрывается художник. - Дурак, кто не берет, когда дают! Будет у нас теперь веселое рождество...

Мурильо с поклоном принял золотые монеты. Продавец и покупатель пожали друг другу руки.

* * *

- Эй, благородные сеньоры! - воскликнул Николас Санчес Феррано, настроение которого всегда ступенькой выше, чем у прочих гостей "Херувима". - Слыхать, вы поджидаете дона Мигеля де Маньяра?

- Да, - ответил Диего. - Мы уговорились здесь встретиться.

- Ура! - возликовал Николас. - Я подожду его вместе с вами, ибо дон Мигель - святой человек, он едва не обратил меня на путь добродетели и христианского смирения. Еще чуть-чуть - и он превратил бы меня в святого! Но я люблю его так, словно это свершилось.

Николас подсел к Диего и Альфонсо, чокнулся с ними. Альфонсо молчалив и удручен - он уже знает о вспыхнувшей любви Мигеля к Изабелле.

- А он в самом деле придет, мой добрейший покровитель? - усомнился Николас.

- Придет - это верно.

- На свете нет ничего верного, - возразил Николас. - Кроме ада, изволите видеть. Мир дает нам, грешным червям, девяносто девять надежд и одну-единственную уверенность, что души наши, черные, как эта балка над лампой, наверняка попадут в преисподнюю.

- Интересно, что скажет нам Мигель о новой своей любви, - произнес Диего.

- И вовсе не интересно! - сорвался Альфонсо.

- Ревнуешь? - подсмеивается Диего.

- А ты бы не ревновал, если бы у тебя отбили невесту?

- Не преувеличивай! - захохотал Диего. - Изабелла никогда не была твоей невестой. Она тебя не хотела, и нам это известно.

- Я, дон Диего, - вмешался Николас, который, как и вся Севилья, уже осведомлен о новой любви Маньяры, - я уверен, что он Женится на донье Изабелле. Жизнь его изменится в корне. О, он на это способен! Вывернет себя наизнанку и вступит на путь добродетельной жизни у семейного очага.