Йозеф Томан - Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

Амарилис, сложив руки, страстно шепчет самой себе:

"Были у меня родители, и герб, и право на радостную жизнь. Я хотела жить и любить! Счастливая невеста, я готовилась стать спутницей жизни дона Родриго, делить с ним радость и страх, нести с ним вместе зло и добро. Проклят тот час, когда я увидела тебя, изменник Мигель! Ты все отнял, ограбил меня и бросил. И вот чем ты меня сделал...

Да будут же прокляты потомки твои на вечные времена, пусть родятся они слепыми, глухими, немыми, пусть поразят их болезни, пусть покроются они чумными пятнами, пусть влачат они жизнь, еще более жалкую, чем моя, еще более позорную и унизительную...

Одно у меня утешение в муках моих - это то, что нас много, погубленных им. Что он погубил не одну меня - толпы женщин!

Пусть же их будет больше! Больше!

Всех, от моря до гор, пусть всех вас получит он, всех вас обманет, предаст, покинет!

Купайтесь в вине, бывшие подруги мои из знатных семейств, купайтесь, пока есть время. Ибо после того, как он пройдет расстояние, отделяющее дверь от вашего ложа, никто уже не станет пить вино из ваших туфелек, и купаться вы будете в слезах. С какой стати страдать мне одной? Пусть я буду не одна! Пусть нас будет столько, что глазом не охватить! Больше, больше!.."

* * *

Однажды ночью, под деревьями на Аламеде, Мигеля подстерегали наемные убийцы. А он спокойно прошел между шестью кинжалами, которые за его спиной окрасились кровью невинного.

В Ронде Мигель с конем упал в пропасть. Конь сломал хребет - всадник выбрался без единой царапины.

В предместье Санта-Крус он вышел из дома, в котором только что обесчестил пятнадцатилетнюю. Едва он переступил порог - дом рухнул и похоронил под обломками всех жильцов, в том числе и жертву Мигеля, а преступник остался невредим.

Видит ли бог его бесчинства? Почему он терпит их? Чего он ждет?

Город ненавидит Мигеля, ненавидит яростно. Стены дворца Маньяры к рассвету исписывают позорящими словами и проклятиями. Стены покрыты плевками, измазаны грязью и гнилыми яйцами, окна выбиты.

Люди перестают верить в бога оттого, что бог оставляет его безнаказанным. Другие говорят - если и есть бог, значит, он несправедлив.

Все злодеяния в городе приписывают Мигелю.

Изверг. Антихрист.

И однажды в разгар пира - так Мигель называет свои оргии - входит гонец из Маньяры и сообщает графу, что мать его умерла, напрасно призывая сына.

А сын посадил на колени цыганку Фернанду и начал ее целовать.

Знает ли бог о таком кощунстве?

Каталинон сидит на лестнице рядом с Висенте, плачет по скончавшейся госпоже и с отвращением думает о господине.

- Пойду напьюсь... Дай мне денег, старик! Противно у меня во рту. Пойду напьюсь за его грехи. Мне надо напиться - только не на его деньги. Дай мне две монеты, старик!..

* * *

Она стояла у границы матросского квартала, прислонившись к стене. Было душно; короткая шерстяная накидка портовых бускон* сползла к ногам, она расстегнула платье до самых увядших грудей и стояла, зевая. У пояса - желтая роза. Цветок на гробе... В такой духоте даже зевать утомительно. За весь день заработала два реала. Дешева любовь в порту.

______________

* От испанского "buscona" - шлюха.

Мужские шаги - четкие, быстрые. Трезвый идет. Трезвый все видит отчетливо - опять ничего не будет.

Она прикрыла лицо дешевым веером и приглушенно, скрывая недостаток зубов, шепнула:

- Возьми меня с собой, миленький!

Матрос взглянул на нее, сплюнул:

- Тьфу, да ты древнее земного шара, старая рухлядь!

И ушел, отплевываясь. Женщина зевнула.

Опять шаги. Заплетаются, спотыкаясь о булыжники.

- Сеньор, пойдем позабавимся...

- Уф! - вздыхает пьяный, подходит вплотную к старой потаскушке, ощупывает ее обеими ладонями и вытаращенными глазами. - Черт, да ты словно деревяшка! Прощай навек. Ни за мараведи!

Он плетется во тьму; подмигивает уличный фонарь.

Женщина равнодушно глядит в пространство.

Снова шаги. Медленные, медленные... Зевнув, потаскушка подняла накидку, приблизилась к мужчине.

- Задумались, сударь? Тоска одолела?

Мужчина смотрит в землю, молчит.

- Я развлеку вас, хотите? Пойдемте...

Мужчина, не взглянув, идет за ней. Что одна, что другая.

По скрипучим ступеням поднялись в какую-то смрадную берлогу. За окном, внизу, поет море. Женщина засветила каганец, заслонила свет платком.

- Говори тихонько, понимаешь? - прошептала она.

Он лег, не глядя на нее. Обнял сильно, как давно никого не обнимал. Печаль разжигает страсть. Но удовольствия он не испытывает.