Томпсон - Страх и отвращение в Лас-Вегасе - Дикое путешествие в Сердце Американской Мечты

- Точно. Это чистый Горацио Элджер, начиная с повадок, кончая отношением к делу. Я пытался переговорить с ним, но какая-то громоподобная Лесбо, заявившая, что она - его ответственный секретарь, приказала мне убираться на хуй. Она сказала, что он ненавидит прессу больше, чем что-либо другое в Америке.

- Хим и Спироу Эгню, - пробормотал Брюс.

- И они оба правы, - заметил я. - Я пытался сказать этой женщине, что согласен со всем, что он отстаивает, но она заявила: если я знаю, что для меня хорошо, а что плохо, то мне следует убраться из города хоть к черту на рога и даже не думать о том, чтобы беспокоить ее Босса, "Он действительно ненавидит репортеров, - сказала она. -- Я не хочу, чтобы это звучало как предупреждение, но если бы я оказалась на вашем месте, то приняла бы это к сведению... "

Брюс кивнул. Босс платил ему тысячу: баксов в неделю за два выступления в "Отдыхе Леопарда", и другие две штуки башлял на всю группу. Все, что от них требовалось, - устраивать дьявольский шум два часа каждый вечер. Боссу было насрать с высокой колокольни, какие песни они пели: просто чтобы бит был тяжелый и динамики ревели бы достаточно громко, завлекая посетителей в бар.

Очень странно сидеть здесь в Вегасе и слышать, как Брюс поет лютейшую чуму, такую, как "Чикаго" или "Country Song". Если бы менеджмент удосужился обратить внимание на слова, то весь ансамбль немедленно бы линчевали.

Спустя несколько месяцев в Эспене Брюс спел несколько песен в клубе, забитом туристами, среди которых оказался бывший Американский Астронавт... и, когда последний номер был отыгран, этот хрен подсел за наш столик и начал вопить всякую пьяную суперпатриотическую хуйню, наседая на Брюса - дескать, "Какой наглости набрался этот

проклятый Канадец, чтобы приехать сюда оскорблять эту страну? ".

- Слушай, мужик, - сказал я. - Я - Американец. Я живу здесь и согласен с каждым его пиздатым словом.

Тут появились накурившиеся гашиша вышибалы, загадочно ухмыляясь во весь рот, и сказали: "Доброго Вечера вам, джентльмены. И Цзин говорит, что пора успокоиться, так? И никто не может цепляться в этом месте к музыкантам, понятно? ".

Астронавт поднялся, угрожающе бормоча об использовании всего своего влияния, чтобы "что-нибудь было сделано - и, черт возьми, быстро" - с Иммиграционным Статусом.

- Как тебя зовут? - спросил он меня, когда выщибалы-гашишисты потащили его прочь.

- Боб Циммерман, - ответил я. - И вот кого я ненавижу в этом мире, так это чертовых тупоголовых Поляков.

- Ты думаешь, я Поляк!? - завопил он. - Ах ты грязный сачок! Вы все дерьмо! Вы не представляете эту страну.

- Господи, будем надеяться, что и ты ее не представляешь, козлина уебищная, - пробормотал Брюс.

Астронавт все еще бушевал, когда его силой выкинули на улицу.

На следующий вечер он, трезвый как стеклышко, хавал свою жратву в другом ресторане, когда к нему подошел четырнадцатилетний подросток и попросил автограф. Этот хлыщ, скромно потупив глаза и притворно изображая смущение, небрежно расписался на маленьком листе бумажки, который протягивал ему мальчик. Тот взглянул на роспись и, порвав листок на мелкие кусочки, бросил их Астронавту на колени. "Не все любят тебя здесь, парень", - сказал мальчик. Затем повернулся и сел за свой столик, в шести футах от него.

Немая сцена в компании Австронавта. Восемь или десять персонажей жены, менеджеры и привилегированные старшие инженеры - привезли Астронавта весело провести время в легендарном Эспене. И сейчас они выглядели так, как будто кто-то обрызгал их стол поносом. Никто не сказал ни слова. Они быстро доели и без скандала покинули ресторан.

Слишком много для Эспена и астронавтов. У этого патриота никогда не было бы подобных неприятностей в Лас-Вегасе.

Небольшое прикосновение к этому городу, и тебя засасывает как в воронку. Через пять дней в Вегасе чувствуешь, будто провел здесь пять лет. Некоторые люди говорят, что им нравится, - но некоторым нравится также и Никсон. Он мог бы стать отличным Мэром этого города; с Джоном Митчеллом в должности Шерифа и Эгню в качестве Главного Ассенизатора.

13.

Конец дороги...

Смерть Кита...

Обливаясь потом в аэропорту

Когда я попробовал сесть за столик для игры в баккара, в меня сразу вцепились вышибалы.

- Тебя здесь не было, - спокойно сказал один из них. - Пошли на воздух.

- А что не так? - удивился я.

Они повели меня к главному выходу и просигналили, чтобы доставили кадиллак.

- А где твой друг? - спросили они, пока мы ждали.