Иван Лазутин - Суд идет

Главным образом Шадрина смущало то, что вот уже несколько часов ему приходится говорить о вещах, которые претили всему его существу, которые казались ему омерзительно грязными и в его сознании лежали где-то там — за чертой приличного, нравственного. Но тут же он внутренне стыдил себя: «Подумаешь, кисейная барышня!.. Не то еще предстоит узнать впереди. Вот Бардюков обещал «подбросить» какое-то дело «с клубничкой»: «Там вообще, говорят, произошла такая варфоломеевская ночь, что ты, Шадрин, будешь краснеть, как помидор на горячей железной крыше».

Видя, что толку от женщин не добиться, Дмитрий сделал в допросе перерыв и отпустил их на час. Сам тем временем зашел к старшему следователю.

Бардюкова у себя не было. Недопрошенной осталась одна гражданка. Но так как вызвана она была на два часа, Шадрин решил сделать обеденный перерыв.

Бардюков уже сидел в кабинете молодого следователя и читал протоколы допросов, когда вернулся Шадрин.

— Слабовато, слабовато, голубчик, — сказал старший следователь, язвительно улыбнувшись. — Из четырех возможных одно попадание. Маловато. С этим народом нужно меньше деликатничать, и тогда они говорят, как на исповеди. Что же ты их отпустил ни с чем?

— Я сделал перерыв, ждал вас. У меня что-то не идет дальше. Заартачились и ни с места…

— Понятно, понятно… Старая песня: тяжело подняла, прыгнула с подоконника, упала со стула… Кто там из них пришел? Бардюков плюнул на ладони и потер ими так озорно, точно в следующую секунду собирался ринуться в драку. — Ну-ка, давай сюда одну из них! Посмотришь, как с этой братией надо обращаться.

Шадрин пригласил Филиппову, ту самую блондинку, с которой он так неудачно начал свой первый рабочий день в прокуратуре.

Рядом со столом, за которым сидел Бардюков, у окна стоял маленький канцелярский столик. Шадрин присел за него и решил наблюдать, как будет допрашивать строптивую гражданку следователь со стажем.

На вошедшую Бардюков даже не взглянул. «И это, наверное, тоже входит в его тактику», — подумал Шадрин. Бардюков, казалось, в эту минуту думал о чем-то совершенно постороннем, не относящемся к делу.

Но это продолжалось недолго. Точно спохватившись, старший следователь пробежал глазами протокол допроса гражданки Филипповой, поднял голову и только теперь пригласил вошедшую сесть.

— Благодарю вас, — поджав губы, ответила девушка, и, обмахнув платочком стул, жеманно села.

— Вы, гражданка Филиппова, ответили следователю на все вопросы, кроме одного.

— А именно?

— Кто вам делал аборт?

— Я уже говорила гражданину следователю. — Девушка перевела глаза на Шадрина.

— Хватит! Слышали! Не повторяйте еще раз ложь, если не хотите накликать на свою голову неприятностей.

— Пожалуйста, не угрожайте. Я сказала…

— Вам не угрожают! Вас допрашивают, — с расстановкой произнес Бардюков, а сам тем временем достал из стола фотоаппарат, быстро поднес его к глазам и щелкнул два раза затвором.

Только теперь Филиппова поняла, что ее сфотографировали. К щекам девушки прихлынула кровь. Когда Бардюков снова поднял аппарат, подследственная закрыла лицо руками. Следователь еще раз щелкнул затвором.

— Замечательно, прекрасно! — весело приговаривал Бардюков. — Вот будут оригинальные снимочки для доски публичного обозрения. А там, глядишь, и «Вечерняя Москва» клюнет на такой шедевральный портретик!

— Вы не имеете права фотографировать меня! Я ничего не сделала такого…

— Конечно, это «такое», гражданка Филиппова, делали не вы. Я в этом не сомневаюсь. Но предупреждаю в последний раз: если вы не назовете фамилию вашей абортистки, две эти фотографии будут помещены на самом видном месте в районной фотовитрине. Поди, видели — висит у самого метро? Ваше божественное личико в двух позах будет завтра же красоваться среди хулиганов, забулдыг и пьяниц…

Бардюков встал и раздраженно продолжал:

— Вы, гражданка Филиппова, прикрываете преступников, а тем самым являетесь прямым сообщником нарушителя советских законов. Примите к сведению также и то, что решение суда по инициативе прокуратуры, лично по моей инициативе будет доведено до всеобщей огласки по месту вашей работы! Об этом узнают все ваши друзья, ваши родные… Короче — чем искреннее будут ваши показания, чем быстрее вы сообщите фамилию абортистки, тем легче вам будет.

Бардюков сел и, делая вид, что ему уже давно пора заниматься другими делами, резко бросил: