Иван Лазутин - Черные лебеди

Жанна легла в свою сырую, холодную постель уже на рассвете, когда на всем — на траве, на листьях виноградных лоз, на цветах — трепетали тяжелые, как ртуть, капли холодной росы.

Не пришел денежный перевод и на следующий день. Но теперь девушки уже не бегали через каждые два-три часа на почтамт. Завтракали они в пляжном буфете, обедали в ресторане на Ахуне, куда их увозила все та же черная машина.

Улыбка пожилого шофера, как и вчера, была мягкой, сердечной. Она словно бы говорила: «Не обращайте на меня внимание. Я глух и нем. Я всего-навсего таксист…»

Ужинали в номере Растиславского.

Тот же высокий официант с загорелыми обвислыми щеками и голубоватыми мешками под глазами вкатил в номер никелированный стол-тележку, до краев заставленный винами, закусками, фруктами. На белых фирменных блюдцах темно-золотыми слитками лежал шоколад с изображениями медалей лучшей кондитерской фабрики Москвы. В высоком серебряном сосуде дымился черный кофе.

И снова пили коньяк. И снова, как и вчера, после третьего тоста Растиславский ушел в спальню, принес оттуда пленку с записями, и Жанна снова конвульсивно двигалась в танце.

В этот вечер Жанна в конце концов так опьянела, что не могла идти домой. Зайдя в спальню, она открыла окно, сняла туфли и прямо в платье легла на постель.

— Боже мой, как кружится голова! Я не могу идти домой. Нет, нет… ни в коем случае. Я упаду.

Она пыталась читать стихи, но вскоре умолкла и заснула.

Растиславский подошел к Лере. Она стояла у окна и слушала приглушенный рокот моря, которое гулко, с задавленными шлепками билось о железобетонную стенку причала.

— Уберите руки, Григорий Александрович. Вот так. Стойте спокойно, — потом тихо, почти шепотом, сказала: — Проводите меня, пожалуйста, домой.

— А Жанна?

— Жанна останется здесь. Она так хочет, — Лера круто повернулась к Растиславскому и посмотрела на него в упор: — Да и вы хотите этого, Григорий Александрович.

— Откуда ты это взяла?

— Мне об этом сказал ваш танец. Еще раз прошу: проводите меня, пожалуйста, домой.

— Хорошо… Я провожу тебя. Но только прошу объяснить, почему у тебя так неожиданно испортилось настроение?

— Я очень устала…

С этими словами Лера подошла к столу, налила в свой бокал шампанского и, сделав несколько глотков, вдруг громко и нервно рассмеялась. Смеялась долго, до слез, которые она вытирала кулаками. Потом неожиданно смолкла, отчего на лице ее застыла болезненная гримаса:

— Проводите меня, пожалуйста…

Они вышли из гостиницы. Растиславский колебался. Ему не хотелось расставаться с Лерой. Она утонченнее, она красивее, чем Жанна, от нее веяло чем-то гордым и независимым. Но тут же, в какие-то секунды все эти превосходства Леры застилались туманом, и он видел Жанну, видел, как двигались в танце ее литые бедра, каким мягким шоколадным загаром отсвечивали ее красивые округлые колени, как глаза ее, большие и пьяные, манили, обещали многое…

У калитки распрощались холодно. Лера даже не подала руки Растиславскому. Пожелала доброй ночи и юркнула в темень сада.

…На следующее утро Растиславский и Жанна на пляж пришли в десятом часу, когда курортные толстяки и пляжные новички уже предусмотрительно перебрались под парусиновые навесы тентов. Вид у Жанны был измученный, под глазами у нее голубыми серпами темнела бессонная ночь. Во взгляде ее сквозила вина перед Лерой и… стыд. Она старательно избегала встречаться с ней глазами, устало суетилась и большую часть времени пробыла в море.

В этот же день, получив перевод, Лера купила железнодорожный билет, собрала свои вещи и, не попрощавшись с Жанной и Растиславским, уехала в Москву. Жанне, которая прямо с пляжа пошла с Растиславским в гостиницу, она оставила записку:

«Я уезжаю. Желаю тебе весело отдыхать. С хозяйкой рассчиталась полностью. За тебя и за себя. Все, что осталось от билета, отдай отцу Григорию. Не обижай его, а то Бог тебе этого не простит.

Лера».

Прочитав записку, Жанна и Растиславский кинулись на вокзал. Но было уже поздно: московский поезд ушел полчаса назад.

После отъезда Леры настроение Жанны стало подавленным. В сад к хозяйке она заходила только днем, да и то на несколько минут, чтобы посмотреть, нет ли письма или перевода из Москвы. Ночевала она в гостинице, в номере Растиславского, куда он проводил ее тайком, как вор, а уходили они уже в одиннадцатом часу утра.

На третий день после отъезда Леры, когда Жанна отправилась на рынок за фруктами, Растиславский открыл ее сумочку и обнаружил в ней старенькую записную книжку. Он искал телефон Леры: не хотел ее потерять. А спрашивать у Жанны — значило наверняка вызвать у нее подозрение и ревность.