Мюриэл Спарк - Жемчужная Тень

Вы возразите, что я чего-то недоговариваю. Вы, конечно, можете усомниться в правдивости моей истории. «Абстрактные похороны, — скажете вы, — они не здесь и не там. Это всего лишь идея. Идею нельзя сложить в сумку. У идеи не может быть цвета».

Вы станете намекать, что мой рассказ — сплошная выдумка.

Но дослушайте до конца.

Я села в поезд. Представьте себе мое изумление, когда я обнаружила, что напротив меня сидит мой старый знакомый, солдат, существование которого вы ставите под сомнение.

— Из чистого любопытства, — сказала я, — скажите, как бы вы описали похороны, которые вы мне продали?

— Описать? Невозможно описать абстрактные похороны. Их можно только вообразить.

— В ваших словах есть что-то разумное, — ответила я. — Но все же опишите мне их, я настаиваю, ведь не каждый день сталкиваешься с абстрактными похоронами.

— Я рад, что вы это цените.

— А после войны, — продолжала я, — когда мне больше не придется работать на государственной службе, я надеюсь в нескольких изящных словах рассказать о своем пребывании в доме известного поэта, которое увенчалось таким образом. И само собой, — добавила я, — мне придется пояснить, что представляют собой эти похороны.

Солдат не ответил.

— Если бы речь шла об окапи или морской корове, мне бы пришлось их описать. Иначе мне никто бы не поверил.

— Вы хотите получить назад деньги? — спросил солдат. — Если так, то это невозможно. Я истратил их на билет.

— Поймите меня правильно. — Я поспешила успокоить его. — Похороны — это потрясающая абстракция. Но мне бы хотелось написать о ней.

Мне стало жаль солдата, такой у него был обеспокоенный вид. Казалось, ничего не было на свете печальнее его обезьяньего лица.

— Я их своими руками делаю, — сказал он, — эти абстрактные похороны.

Где-то далеко завыла сирена.

— В прошлом месяце Элиза тоже у меня одни купила. И не жалуется. Мне пересаживаться на следующей станции, — сказал он, поднимая свой мешок с полки. — Больше того, ваш известный поэт купил их у меня.

— О, неужели?

— Да, — подтвердил он. — И не жалуется. Как раз это ему и нужно было, идея похорон.

Поезд остановился. Солдат выскочил и махнул рукой. Когда мы тронулись, я выложила свои абстрактные похороны и принялась их разглядывать.

— К черту эту идею, — сказала я. — Я хочу настоящие похороны.

— Всему свое время, — раздался голос из коридора.

— Опять вы? — удивилась я. Это был солдат.

— Нет. Я вышел на той станции. Это лишь идея меня.

— Послушайте, вы не обидитесь, если я их выброшу?

— Нет, конечно. Невозможно обидеть идею.

— Я хочу настоящие похороны, — пояснила я. — Свои собственные.

— Я вас понимаю.

— Тогда я смогу их описать во всех деталях.

— Свои похороны? Вы хотите написать о них?

— Да.

— Но вы обычный человек. Никто не может отчитаться про свои похороны. Если только они не абстрактные.

— Видите, в чем мое затруднительное положение?

— Да, вижу. Я выхожу на следующей.

Идея солдата исчезла. Поезд снова начал набирать скорость. Я выбросила из окна свои абстрактные похороны ценой в восемь шиллингов и шесть пенсов. Я наблюдала, как, переливаясь в лучах солнца, они кружат над полями и закамуфлированными фабричными крышами, пока они не скрылись из виду.

Летом 1944 года было внезапно и жестоко убито небывалое число людей. Газеты должным образом сообщали имена погибших, бывшие на слуху. Один из этих людей, известный поэт, неожиданно вернулся домой в Суисс-Коттедж, а несколько минут спустя на здание упала бомба. К счастью, его жена и дети остались за городом.

Когда я добралась до места работы, у меня оставалось немного свободного времени до начала рабочего дня. Я решила позвонить Элизе и как следует ее поблагодарить, поскольку уезжала я в спешке. Но линии не работали, и телефонистка от моего звонка пришла в такое раздражение, что с трудом могла подобрать слова. Вместе со сварливым утомленным голосом в трубке слышался протяжный гудок, означавший, что аппарат на другом конце провода не работает, и звук этот навевал бесконечную тоску и усталость; для меня он был нестерпимее сирен, и я положила трубку; а Элиза, между тем, уже была погребена под обломками дома известного поэта.

Голубая треснувшая ванна, кровать на полу, засохшая чернильница, заброшенный сад и полки с книгами — я пытаюсь собрать их вместе в моей памяти всякий раз, когда меня пронзает мысль о том, что Элиза и поэт погибли. Мертвого мужчину и мертвую женщину призовут ангелы Воскресения, но кто позаботится о том, чтобы восстановить разрушенный дом известного поэта, если не я? Кто, кроме меня, расскажет его историю?