Рене Фалле - Париж в августе. Убитый Моцарт

— К черту!

— Как скажешь.

— Откуда ты мне звонишь?

— Не могу сказать. Профессиональный секрет. Какое-то время нам придется не видеться. Не очень расстроился, старина?

— Мог бы постараться и умереть после меня, например. Я бы тогда не горевал.

— Вот эгоист! Кароль не ошиблась, обозвав тебя эгоистом.

— Я не эгоист. Мне очень больно.

— Больно потому, что это касается тебя. Если раньше тебе было приятно встречаться со мной, то теперь ты скорбишь не обо мне, а об этом утраченном удовольствии.

— Норберт, ты говоришь черт знает что. Кроме шуток, как дела?

— Могли бы быть и лучше. Я в потемках. До скорого, Уилфрид. Да, послушай, Моцарт и в самом деле убит!

— Ну, пока, старина.

Вдруг что-то навалилось Уилфриду на плечо, и он вздрогнул. Кароль заснула, и голова ее, качнувшись, прислонилась к плечу Уилфрида. Она была совершенно измотана. Он не решился оттолкнуть ее.

«Бедняжка», — подумал он.

А Норберт все не прекращал:

— Что ты сказал, Уилфрид? Ты говоришь с кем-то? С Моцартом?

— Да нет. Сам с собой. Вот уже тридцать восемь лет как я говорю сам с собой.

Он переключал скорости очень осторожно, чтобы не разбудить Кароль. Машина летела по дороге. И свет, падающий еще из некоторых окон, казался Уилфриду опасным и враждебным.

Я боюсь именно вас. Вы — не источники света, вы — люди, мелкие людишки, которые живут только для того, чтобы судить жизнь других. Это вы меня подталкиваете, преследуете и осуждаете. Это вы улюлюкаете вслед и убийце, и невинному человеку, когда он, связанный, взбирается в тюремную машину. У вас не хватает смелости самим быть убийцами, невиновными. Вы, затерявшись в толпе, кричите «смерть», вы — добропорядочные отцы, заботливые матери, добрые соседи, старые работяги и аккуратные служащие, храбрецы — здесь, неподкупные — там, и вы судите и жаждете крови. В крайнем случае, тюремного заточения. Если бы вы знали, что я проезжаю мимо ваших домов, вы набросились бы на телефоны или побежали бы доложить в жандармерию. Освещенные окна, сердце мое сжимается. Это из-за вас я убегаю. Подстреленного кролика, по крайней мере, съедают. А я, я, я? Что вам от меня надо?

Глупо, конечно, но, проезжая по этой неизвестной деревне, он сигналил не переставая. Чтобы отомстить за себя.

Кароль дрожала. Ее волосы слегка щекотали Уилфриду нос. Она снова села прямо, смущенная тем, что не смогла совладать со своей усталостью. От нее приятно пахло. Этого запаха он доселе не знал. Машина свернула с шоссе и въехала на узкую дорогу, змейкой извивающуюся в поле. Наконец фары осветили ограду, потом подъезд, перед которым машина остановилась.

— Это здесь? — спросила Кароль.

Прежде чем ответить, Уилфрид долго тер глаза.

— Да. Мы приехали.

Ключ от подъезда оказался под плоским камнем. Ключи от гаража и дома — под керамической голубой вазой. Это был комплект для друзей Омера. Затерянная в полях вилла стояла на распутье чего-то такого, о чем Кароль не осмеливалась напрямую спросить себя. Пока Уилфрид открывал гараж, она пробормотала:

— У меня такое впечатление, что многим известно это уединенное место.

Уилфрид загнал машину в гараж, а потом ответил:

— Все они, кроме меня, сейчас в Италии, я уже говорил вам об этом.

Какая-то статуя начала века, возвышающаяся в парке, при лунном свете выглядела и трагично, и смешно одновременно. Они вдохнули душную летнюю ночь. Наконец-то, тишина и покой. Мотор замолк, но гул от него еще продолжал раздаваться в ушах. Мгновение они, совершенно оглушенные, наслаждались тем, что осталось еще на земле от неуловимой размеренности бытия. Фонтан там, внизу. Над их головами пролетел ангел. Нет, оказалось, всего лишь летучая мышь.

— Войдем внутрь.

Они вошли в огромный холл, и их шаги гулко раздались в тишине. Уилфрид зажег свечу.

— Я не буду больше ничего зажигать. Вы хотите поесть?

— Нет.

— Хорошо. Наедимся завтра.

Он рухнул в кресло. Кароль, стоя, оглядывала комнату. Проигрыватель. Бар. Камин. Красные обои. Белый потолок.

— Выпейте скотч, Кароль.

— Нет.

— Выпейте стаканчик. Подкрепитесь. Вы все найдете в баре. Минеральная вода — в холодильнике.

— А вы?

— Охотно. Я дошел до ручки. Но спать не хочу.

Омер был непревзойденным мастером по организации всякого рода увеселений. Это безвестное пристанище служило перевалочной базой. И только пыль на двойных портьерах свидетельствовала о тех вечеринках, которые здесь устраивались. Легкий привкус вина. Неуловимое ощущение. Удовольствие — это домашнее животное, которое привязывается к вам только в том случае, если вы его подкармливаете. Если же вы забываете наполнять его миску, оно ищет другого хозяина и вскорости находит его. Дом этот — всего лишь просторная клетка для тех, кто попал в отчаянное положение. Кароль никогда не узнает, что Норберт один раз был здесь. Уилфрид вновь увидел, как он, затягиваясь сигаретой, меняет пластинки в проигрывателе. Лучше бы он танцевал. Он не натанцевался вдоволь. Он, глупец, предпочитал заниматься рыболовными снастями и стрельбой по тарелкам. Он мало, слишком мало, очень мало танцевал.