Рене Фалле - Париж в августе. Убитый Моцарт

Описание ночи. Темные или светлые, они опрокидываются и обвиваются вокруг любви и людей, и фетровых птиц. А над волнующимися деревьями висит трагическая звезда. Деревья перебегают с место на место и ранним утром снова напускают на себя невинный вид.

— Кароль?

Она вздрогнула.

— Вы даже не спрашиваете, куда мы едем.

— Нет…

— Мы спрячемся, как крысы, на вилле Омера. Вы уже встречались с Омером Масс?

— Я не знаю.

— Как-то мы вместе провели там вечер: вы с Норбертом, я с женой и Омер с женой. Надо сказать — ужасный вечер. Норберт был пьян, а Омер ухаживал за вами. Худой, элегантный, в очках.

— Да, может быть.

— У него вилла в ста пятидесяти километрах отсюда. Это время года Омер проводит в Италии. Ключи всегда лежат под голубой керамической вазой. Питаться будем консервами и шампанским. В сад сможем выходить только по ночам. Никто не должен знать, что на вилле живут двое.

Это слово «двое» показалось странным. Здесь, в машине, оно так резануло слух, что Кароль повернула голову.

Но кто же такой, этот Уилфрид? Она видела его время от времени на протяжении пятнадцати лет, но никогда не задавала себе такого вопроса. Она понимала, что никогда не присутствовала при настоящих, задушевных разговорах Норберта и Уилфрида. Он был вежливым, остроумным, сдержанным. Друг, в высшей степени порядочный. Но для нее — абсолютный незнакомец. Она хоть раз видела его руки?

Кароль посмотрела на них, крепко сжимающих руль. Сильные, запачканные за целый день руки. Руки, которые всю жизнь прожили вместе с ним, ласкали женщин и колотили мужчин. Живые руки. У Кароль перед глазами возникли руки Норберта, лежащие поверх больничного одеяла, неестественно напряженные.

Словно от резких приступов боли, Уилфрид бросал машину то в одну, то в другую сторону. Норберт. Да, Норберт. Это был друг. Но, что ни говори, не по-дружески было дать Уилфриду увязнуть по самую шею в этой невероятной передряге. И Уилфрид злился на него из-за этого. Если бы Норберт хоть на минутку задумался о последствиях, он нашел бы в себе силы взять слабеющей рукой карандаш. «Пиши, Норберт, пиши скорей: я упал сам, один». Может быть, он был в состоянии для их спасения написать несколько слов. Может быть… Но разве можно было предвидеть, что он умрет? Из-за какой-то форели… Уилфрид все еще недоумевал по поводу ничтожности ставки. Из-за какой-то рыбы Норберт разбился и оставил свою жену и друга в глупейшем положении. Когда-то давно в Черном лесу их окружила небольшая группа озверевших от отчаяния эсэсовцев. И они выбрались оттуда живыми. Скала назначила Норберту свидание. Подошва резинового сапога, соскользнувшая с камня, — вот и все. Конец. Непостижимо. 23 часа 30 минут. Прошло только два часа, как он умер. Два часа или две тысячи лет…

«Господи, убей нас, убей нас, чтобы пришел конец этой игре». Гул мотора все нарастал. Уилфрид мчался на такой скорости, на которой раньше никогда не решался водить машину. Он едва успел выровнять ее после одного поворота, как — через десятую долю секунды — уже другой. От напряжения по спине потекла струйка пота. Кароль сказала:

— Будьте внимательней, Уилфрид. Это бесполезно.

Он отпустил педаль. Это было в самом деле бесполезно. И все-таки слова эти его задели. Этой несчастной идиотке не нравилась смерть. А ему — да. У него на глазах Кароль причудливым образом меняла цвета. Она вызывала в нем любопытство. Она была похожа на женщин, которых он видел в черных вечерних платьях, бледных, с ярко накрашенными губами, загадочных и молчаливых. Но, как только они начинали говорить, тут же утрачивали тот шарм, который заставлял его замирать на месте. Смотри-ка, а ведь он сам тоже испугался этого поворота. Рассказывал сам себе небылицы. А, по сути, он не лучше Кароль. Такой же глупый. Он не хотел умирать. Он в самом деле признает это, но… но это вовсе не одно и то же, нет. Такой вот Уилфрид умрет совершенно по-другому, не так, как какая-то миниатюрная блондинка.

— Алло, Норберт?

— Привет, старина.

— Ты пойдешь? У меня есть два билета на бокс. Это будет жуткое зрелище.

— Подожди, спрошу разрешения у генерала. Генерал дает мне знать, что он немного устал.

— Тогда ровно в десять около «Бум-Бум». Идет?

— Идет.

Что с ним сталось бы, не будь у него друга? Друг — это не приз. Его нельзя купить. Судьба отсчитывает их вам по капле: один, два, три и не больше. Норберт умер.

— Алло, Уилфрид?

— А, это ты!

— Скажи на милость, старина, вот незадача: я умер.