Вильям Козлов - Маленький стрелок из лука

- Нет уж, - заявила Ева. - В школу меня и пирогом не заманишь! Самое лучшее - в "Интуристе" с иностранцами работать. Все знакомые девчонки довольны.

- Чего же вы тогда выбрали такую профессию? - спросил Кирилл.

- Я выбрала! - фыркнула Ева. - Дар-рагой папочка с первого класса упек нас с сестрой в английскую школу. Ну а потом, естественно, в университет. Куда же еще, если мы столько лет английским языком занимались?

- Я пять лет в университете, три года в аспирантуре изучал английский язык, а разговаривать не могу, - сказал Кирилл. - Да и тексты читаю с помощью справочника.

- Нужна практика, - заметила Ева. - А без практики язык забывается. Так что у меня нет особых причин радоваться своему высшему образованию. Пусть папа радуется.

Ева удивилась, когда Кирилл остановился у парадной ее дома.

-- Вы знаете, где я живу? - с любопытством посмотрела она на него.

- Надеюсь, на этот раз вы сообщите мне свой телефон?

Она с тревогой осмотрелась, потом повернулась к нему.

- Надо было дальше остановиться, - сказала она.

- Понятно, - улыбнулся Кирилл. - Недреманное Око?

- Недурно, - сказала Ева и назвала свой телефон.

Кирилл быстро записал его на обложке своей брошюры, которая была в кармане куртки. Ева, озираясь на свой дом, протянула ему записную книжку, и он записал ей свои телефоны: домашний и рабочий. Мельком взглянув на номера, Ева улыбнулась:

- Все рядом, и дом, и работа...

- И вы, Ева, - без улыбки сказал Кирилл.

Внизу щелкнул лифт, и она сразу встрепенулась. Сунув ему теплую узкую ладонь, пробормотала: "Пока" - и поспешно направилась к подъезду. Походка у нее стремительная, прямая, голова приподнята вверх. Туфли на высоких каблуках звонко простучали по каменным ступенькам. Она скрылась в парадной.

Кирилл смотрел на тускло освещенный подъезд, слышал гудение лифта. Откуда-то сверху выплеснулся на него пронзительный гвалт зажигательной танцевальной музыки и тут же умолк, будто захлебнулся. Мимо прошел пожилой мужчина с овчаркой. Собака, блеснув глазами, сунулась было к Кириллу, но хозяин дернул за поводок, пробормотав: "Куда ты, дура?" - и овчарка послушно затрусила дальше по самому краю тротуара.

У Кирилла было очень хорошее настроение, он забыл про неприятный разговор с Галактикой и, стоя у огромного серого дома, глуповато улыбался. Мелькнула мысль зайти в будку и позвонить Еве, но, вспомнив про мрачного отца, передумал. Ему не захотелось на ночь глядя портить настроение Недреманному Оку.

Кирилл сел в машину и, продолжая бездумно улыбаться, поехал в сторону Концертного зала, что на Греческом проспекте.

Трехэтажный дом, в котором жил Кирилл, был на углу двух улиц, Восстания и Жуковского. Обе улицы шумные, по ним часто идут трамваи. Из кухни все время слышен уличный шум. А окна обеих комнат выходили на тихий двор, который представлял собой четырехугольную коробку. В этой коробке, или колодце, росли черные могучие липы и два клена. Посередине двора был разбит небольшой сквер с клумбой и детской площадкой.

В квартире со старинной мебелью, сохранившейся еще от бабки - выпускницы Смольного монастыря, - Кирилл почти ничего не менял. И бабка и мать любили книги, поэтому в большой комнате две стены от пола до высоченного потолка были уставлены книжными полками. Самым ценным в квартире были картины в богатых позолоченных рамках. Кириллу больше всего нравилась одна: солнечный полдень, березовая роща с великолепно выписанными деревьями, на некоторых даже заметна серебристая паутина, висящая на листьях, и две далекие фигуры мужчины и женщины в длиннополых старинных одеждах. На другой картине сельский пейзаж: дорога средь высокой травы с метелками щавеля и худая лошаденка, волочащая за собой разбитую телегу с задумавшимся крестьянином в выгоревшем картузе.

Краски потемнели от времени, лишь березовая роща блистала белизной и свежестью. На этой картине Кирилл чаще всего останавливал свой взгляд. И замечал, что настроение становится лучше, будто он глотнул свежего полевого ветра с запахом трав и молодого березового листа. Лишь об одном он сожалел, глядя на картину, - это о коршуне, которого художник позабыл изобразить над рощей... Путешествуя вместе с друзьями по Псковщине, он видел в солнечный полдень над березовыми рощами этих величественных птиц, безмолвно парящих в прозрачном с голубизной небе...

На третьей картине - портрет усатого, толстого, веселого человека с расстегнутым воротом и явно под хмельком. Это самое ценное полотно, оно написано самим Франсом Гальсом.