Алексей Ельянов - Чур, мой дым!

Потом трудно было набрасываться с кулаками. Обычно все заканчивалось смехом. Но вот у меня сейчас, видно, совсем не смешно закончится стычка. Рыжий наступает решительно, злобно.

— Сделай ты ему смазь, и порядок, — ехидно посоветовал Доход-Петрович.

Рыжий и на самом деле поднял руку и потянулся к моему лицу растопыренными пальцами.

Ну нет. Уж лучше получить хороший удар в нос, чем смазь — это унижающее, пренебрежительное движение пальцев по лицу, по губам, по всей твоей совести. Я схватил протянутые ко мне пальцы и резко отогнул их вверх. Рыжий взвыл, запрокинул голову и даже присел от боли. А я от испуга, от закипевшей ярости еще крепче сжал кулаки.

— Отпусти, гад, дурак. Ой-ой! Отпусти! — пискляво заверещал Рыжий. И тут я выпустил его руку. Рыжий заплакал, стал дуть на свои пальцы, осторожно гладить их.

— Дурак, дурак, — говорил он плаксиво, — ты еще ответишь мне за это.

Кузнечик по-прежнему казался безучастным. А на самом-то деле я видел по его глазам, что он доволен моей победой. Но Доходяга вертелся возле Рыжего и уговаривал сейчас же позвать Клешню.

Я решил побыстрее смотаться. А чтобы уход не показался позорным, крикнул Рыжему и всем:

— Мы еще стыкнемся!

Дульщик уже приближался к баньке, я хорошо видел его косолапую фигуру, кукан в правой руке и удочку. Я не побежал за ним, пошел, но все увеличивал и увеличивал шаг.

Вон, кажется, идет Клешня. Ну точно — он. Спускается навстречу Дульщику, широко размахивая руками. Вот он загородил Дульщику дорогу, о чем-то говорит с ним. Дульщик покачивает головой, мол, нет. А что нет? Что нужно Клешне? Рыба! Точно, он рыбу хочет отнять. Уже хватается за кукан. Но Дульщик отдергивает руку и медленно отступает вниз по тропе, а не бежит, как обычно.

Я припустил. За мной побежали и пацаны. Клешня увидел нас и помахал рукой. Я прибавил ходу: надо успеть на выручку, а иначе все — прощай улов и наш подарок учительнице. Но как я ни старался, почти одновременно со мной подбежали к баньке Рыжий, Кузнечик и Доходяга.

— Клешня, не тронь! Там и моя доля! — крикнул я, еще задыхаясь от бега.

— A-а, защитничек, — насмешливо протянул Клешня. — Поди-ка сюда, поди.

Я подошел. Дульщик в это время хотел обогнуть баньку и убежать. Рыжий и Кузнечик остановили его, подвели к нам.

— Скурвился, значит? — все так же нараспев и с насмешливым прищуром спросил Клешня. — Наши порядки забыл, да? Может, с тобой снова на чердак подняться? Что молчишь?

— Он, гад, мне еще и пальцы чуть не выломал, — пожаловался Рыжий.

— За него дрался, за меченого? Или за себя? Отвечай, ты, морда.

Клешня взял меня за грудки и хорошенько встряхнул. Я не стал сопротивляться. Все равно бесполезно. Сейчас изобьют и потом достанется. Клешня наклонился, заглянул в глаза из-под своей челочки, ощерился, показывая мелкие острые зубы.

— Послушай, шмакодявка, — сказал он. — Неужели ты думаешь, что если я училке подаю мел, так все теперь изменится?

Я удивился, что он заговорил об этом, и посмотрел на ребят. Кузнечик по-прежнему держался безучастно. Он что-то рисовал на тропе грязным ногтем большого пальца ноги.

Лисья мордочка Доходяги стала еще хитрее и противнее. Он быстро что-то жевал, нервно проглатывая и рыская глазами. Рыжий был мрачен и все еще поглаживал свои пальцы.

Лицо Дульщика раскраснелось, воспаленные веки стали пунцовыми. На белках глаз проступили красные прожилки. Казалось, Дульщик вот-вот заплачет.

— Глазки строишь? — прошипел Клешня, заметив мой изучающий взгляд. — Я те сейчас такую смазь устрою… — И, не выпуская моей рубахи, Клешня занес растопыренную пятерню.

Медленно надвигались на меня длинные грязные пальцы, а сразу за ними — тонкие слюнявые губы в презрительной улыбке. Я дернулся так, что треснула рубашка.

— Обедать! Обедать! — закричали с горы.

Клешня опустил руку, повеселел.

— Твое счастье, что обедать, — сказал он. И уже ко всем: — Огольцы, надо бы жаренку устроить. Всю рыбу в кучу, а тетя Уляша приготовит. Верно я говорю, Доходяга?

— Она поджарит, это точно, — обрадовался Доход-Петрович. — Я с мамкой договорюсь.

Рыжий угодливо протянул свой кукан Клешне. А Кузнечик кисло заметил:

— Ей ведь тоже придется отвалить. — Он с явной неохотой отдал свой улов.

Тут четыре головля, пять пескарей и три красноперки, — пояснил Доходяга, протягивая свою долю. Дульщик стоял насупившись.

— А ты что не складываешься? Брезгуешь? — с наигранной обидой спросил Клешня. — Или думаешь, надую? Не бойся, зуб даю. Все будет по-честному, — великодушно пообещал он и потянулся к рыбе.