Кристофер Ишервуд - Одинокий мужчина

Жесткая игра; но ее чувственная жестокость возбуждает Джорджа. Способность своего тела реагировать впечатляет его; слишком часто в последнее время оно казалось безжизненным. И он благодарен двум молодым особям за их красоту. Они никогда не узнают, что подарили ему волшебный миг, сделавшим жизнь менее невыносимой…

А Дрейер продолжает:

— Простите, Сэр, кажется, я на минуту потерял ход рассуждений. Конечно, относительно двух культур все понятно, но неужели вы в самом деле согласны с доктором Ливисом?

Безразличный к теннисистам Дрейер вышагивает, почти повернувшись к ним спиной, все его внимание к говорящей голове на плечах Джорджа.

И не сомневайтесь, голова продолжает говорить. Джордж осознает это с тем же чувством дискомфорта, что и на автостраде, когда его робот-шофер самостоятельно доставил его в пригород. Ну да, умение головы трепаться до конца вечеринки ему известно — когда поздно, он пьян, устал, и все надоело. Она исправно воспроизводит все его излюбленные теории, если никто не вздумает спорить — иначе голова наверняка собьется. Она знает три дюжины его любимых анекдотов. Да, но здесь ! Среди бела дня, в колледже, когда все должно быть под контролем! Может, говорящая голова с телом шофера заодно? Может, они готовы объединиться?

— Сейчас у нас для этого нет времени, — невозмутимо отвечает он Дрейеру. — Вообще, я бы предпочел еще раз пройтись по лекциям Ливиса. Кажется, тот выпуск „Спектейтера“ до сих пор где-то лежит… А между прочим, где-то с месяц назад вы не читали статью о Мейлере — кажется, в „Эсквайре“? Возможно лучшая вещь из тех, что мне попадались в последнее время…

В КЛАССЕ Джорджа две двери по длинной стороне: одна в начале, другая в конце. Большинство студентов входит через дальнюю дверь, подчиняясь тупому стадному чувству, побуждающему сбиваться в кучку, оставляя между собой и преподавателем интервал из пустых рядов. Однако в этом семестре класс лишь немногим меньше числа мест. Что вынуждает запоздавших садиться все ближе и ближе, вплоть до второго ряда; к ехидному удовольствию Джорджа. Что до ряда первого, который остальные упорно избегают, его заполняют приближенные — Расс Дрейер, Том Кугельман, сестра Мария, мистер Стессел, миссис Нетта Торрес, Кенни Поттер, Лоис Ямагучи.

Джордж никогда не войдет в класс с Дрейером, или с кем-либо из студентов. Этого не позволит его подспудный сценический инстинкт. Именно для этого он использует свой кабинет, куда скрывается перед уроком, чтобы затем сыграть свое появление. Студентов в нем он не принимает, потому что тут кабинеты делят между собой как минимум два преподавателя, и доктор Готтлиб, преподающий метафизическую поэзию, фактически их общий кабинет не покидает. А Джордж не способен говорить с человеком так, будто они наедине — если они не наедине. Любой простой вопрос, вроде „вы на самом деле такого мнения об Эмерсоне?“ кажется неприлично личным, а слегка критичное „ваша первая метафора отрицает вторую, поэтому предложение в целом лишено смысла“ звучит излишне грубо — когда за соседним столом их слышит доктор Готтлиб, или, что еще хуже, делает вид, что не слышит. Очевидно, что Готтлиб его эмоций не разделяет. Видимо, это чисто британская щепетильность.

Итак, расставшись с Дрейером, Джордж пересекает холл и входит в кабинет. Удивительно, но Готтлиба в нем нет. Он выглядывает в окно, сквозь жалюзи вдалеке видит корт, те же теннисисты все еще играют. Закашлявшись, не глядя крутит одним пальцем телефонный диск, задвигает приоткрытый пустой ящик стола. Затем, резко повернувшись, берет из шкафа портфель, выходит из кабинета и направляется к своей, передней двери класса.

Входит он в класс не демонстративно, вопреки общепринятым здесь стандартам, но на этом и строится его тонко просчитанный театральный эффект. Шум не стихает при его появлении. Большинство продолжает болтать. И наблюдать за ним, ожидая любого еле заметного сигнала к началу занятий. Суть эффекта в нарастающем напряжении из-за отсутствия такого сигнала, в желании Джорджа тем самым нагнетать обстановку, и упорного нежелания аудитории прекращать разговоры, пока не будет подан такой сигнал.

А пока он стоит. Медленно и продуманно, как фокусник, вынимает единственную книгу из своего портфеля и кладет ее на стол, обводя взглядом класс. Губы складываются в легкую вызывающую улыбку. Некоторые ему отвечают тем же. Джордж находит подобную прямую конфронтацию крайне вдохновляющей. Их улыбки и юные сияющие взгляды придают ему сил. Это вершина дня. Он ощущает себя ярким, энергичным, вызывающим, чуть загадочным, и главное, чужим . Его темный костюм, белая рубашка и галстук (единственный галстук в этой комнате) безусловно враждебны агрессивной вольности в одежде мужской части студентов. Большинство носит кеды, хлопковые белые носки без подвязок, джинсы в холодную, шорты в теплую погоду (бермуды до колен; шорты покороче удобнее, но считаются неприличными). Если очень тепло, закатывают рукава, расстегивают верхние пуговицы, обнажая курчавую поросль и медальки со святыми на груди. Такое впечатление, что в любой миг они отшвырнут книжки в сторону и помчатся то ли что-то откопать, то ли кого-то отлупить. Они кажутся неуклюжими подростками в сравнении с девушками, которые давно переросли девчачьи штанишки-шортики и взбитые прически. Теперь это зрелые женщины, одетые как это положено в приличном обществе.