Кристофер Ишервуд - Одинокий мужчина

Джордж был очарован этой историей — в классически греческом духе, если так можно выразиться.

— Доброе утро, Расс.

— Доброе утро, Сэр.

Не разница в возрасте диктует Дрейеру обращение „Сэр“. Как только исчезнет необходимость в школьной полувоенной субординации, он без смущения станет звать его „Джордж“, или даже „Джо“.

Вместе они идут к кофейному автомату, наполняют кружки, берут пончики со стойки, но на повороте к кассе Дрейер с мелочью наготове обгоняет Джорджа.

— Нет, позвольте мне, Сэр.

— Всегда вы платите.

Дрейер ухмыляется.

— Я отправил Маринетту работать, так что мы при деньгах.

— Ей предложили преподавать?

— Случайно место подвернулось. Конечно, временно. Одна закавыка — ей придется вставать на час раньше.

— И вы сами готовите себе завтрак?

— А, справлюсь, пока она не устроится поближе. Или не забеременеет.

Видно, он наслаждается таким мужским разговором с Джорджем.

(А он знает обо мне? Они вообще знают? Может, и да. Но вряд ли им интересно. Что-либо ниже шеи — мои чувства, мои гормоны — зачем им это? Можно одну мою голову подавать на блюде к началу лекции).

— Да, вспомнил, — говорит Дрейер, — Маринетта велела спросить у вас, Сэр, не заглянете ли к нам на днях? Спагетти приготовим. Может быть Том принесет ту кассету из Аудио-визуального в Беркли, о которой я рассказывал: Кэтрин Энн Портер читает свои вещи…

— Было бы неплохо, — с уклончивым энтузиазмом отвечает Джордж, глядя на часы. — Однако, нам пора.

Дрейер ничуть не обескуражен неопределенностью ответа Джорджа. Может, он еще меньше хочет видеть Джорджа у них за столом, чем тому хочется прийти. Шаг скорее символический. Маринетта велела пригласить — пригласил, его согласие прийти на ужин во второй раз — получил. Это обозначает общий с Джорджем круг знакомств; такое обстоятельство в свое время можно упомянуть. Надо думать, однажды Дрейер в свою очередь обеспечит Джорджу достойное место в ряду таких же заслуженных зануд. Джорджу легко представить типичный вечер, скажем, в девяностых годах, самого Расса деканом кафедры английского на Среднем Западе, Маринетту матерью взрослых сыновей-дочерей, в обществе молодых педагогов с женами, знаменательно чествующих доктора Дрейера с супругой — их декана, пребывающего в ностальгическом настроении переливания из пустого прошлого в порожнее позапрошлое; куда сам Джордж и ему подобные тоже кидают свой пятак, напрягая память, только все некстати. Маринетта с неизменной улыбкой внимает всем краем уха — бедняжка слышит это в который раз, вынужденная терпеть до одиннадцати. И в этот долгожданный час все согласятся, что вечер был воистину незабываемый.

По пути в класс Дрейер интересуется, что думает Джордж о словах доктора Ливиса о сэре Чарльзе Сноу (давно канувшие в лету свары ворчливого старичья до сих пор на ура в здешнем сонном царстве).

— Ну, прежде всего… — начинает Джордж…

Они идут мимо теннисных кортов. Только на одном двое парней разыгрывают одиночную партию. Обжигающее солнце пробивается сквозь дымку смога, поэтому игроки практически обнажены. На них гимнастические туфли, плотные носки и трикотажные шорты того типа, что носят велосипедисты — короткие и тесные, рельефно облегающие ягодицы и выпуклости в паху. Увлеченные игрой, они совершенно не замечают прохожих. Сетка отсюда не видна и можно подумать, что их ничто не разделяет. Нагота сближает-противопоставляет их, тело против тела, как у борцов, но в этом случае соперниками они бы оказались неравноценными — парень слева заметно меньше. Этот игрок, по-видимому мексиканец, похожий на кота черноволосый красавец — жесткий, собранный, гибкий и мускулистый, энергично грациозный. Его тело от природы золотистого цвета; на груди, животе и бедрах пушок черных вьющихся волос. Играет он сильно, дерзко, обнажая без улыбки белые зубы, с безжалостным мастерством отбивая мячи. Он выигрывает. Это понимает и его соперник, крупный блондин, защищаясь с чуть наигранной галантностью. Он так естественно и нежно красив, так благородно сложен, что его тело классической мраморной статуи здесь скорее в минус. Оно плохо подчиняется правилам этой игры, так что усилия его почти бесполезны. Ему бы отшвырнуть ракетку и перескочить через сетку — тогда золотистому котику не устоять перед его мраморной мощью. Но блондин связан правилами игры, обрекающими его на обидное поражение. Беспомощный гигант напоминает старомодного рыцаря. Как настоящий спортсмен, он будет честно биться до последнего сета. Так вот что его ожидает? Вечное участие в играх, для которых он не создан, против соперника быстрого, умного и беспощадного?