Валентина Дорошенко - Зацветали яблони

Плечо под ее пальцами дернулось.

— Ну, не буду, не буду. Ты был сегодня на подготовительных курсах? Бауманский очень серьезный институт. Надо дни и ночи готовиться. Ты…

Плечо снова дернулось.

— Не буду, не буду… Нет, я не против — заведи себе девочку, встречайся с ней — все это естественно. Но своего возраста. Кто с тобой на прошлом вечере все время танцевал? Света, кажется?

Кирилл вскочил с дивана — лицо красное, распухшее от слез.

— Ты за меня уже все решила, правда?

— Разве я тебе зла желаю?

— Ты всегда за меня все решаешь. Всю жизнь!

— Господи, откуда в тебе столько злости? Разве я…

— Всю жизнь меня за ручку водишь. И на каток, и на лыжню. И в театр, и… — Кирилл глотнул воздуху. — Я уже чхнуть без тебя не могу. Надо мной все смеются: "Сыночек-беби"! У меня нет друзей. Никого нет.

— А я? — тихо выдохнула Елизавета Антоновна.

— А ты? Ты в дом войти не успеешь, уже кричишь: "Уроки сделал?" Первый вопрос. С порога. Уроки, уроки, ничего, кроме уроков!

— Но это естественно. У тебя такой ответственный год. Поступление в институт…

— Ни в какой институт поступать не буду! Осточертело! — выкрикивал, багровея все больше и больше. — Все осточертело! Пойду работать!

— Это она тебе посоветовала? — холодно поинтересовалась Елизавета Антоновна.

Кирилл выбежал из комнаты, сорвал с вешалки куртку и, хлопнув входной дверью, исчез. Елизавета Антоновна так и осталась сидеть на диване.

"Не сдержалась!" — подумала, слушая его злой топот вниз по лестнице. Столько дней молчала, а тут не выдержала. Но разве это легко — делать вид? Сын гибнет, а ты должна прикидываться, что не замечаешь. Молчать, когда все внутри кричит. Что ты делаешь, сын? Опомнись!

На семь лет старше его! Разве она тебе пара? Ну что ты в ней нашел? Оглянись вокруг — сколько прекрасных молодых девочек. Умных, неиспорченных, достойных тебя.

Ведь через несколько лет она превратится в старуху — во всяком случае, по сравнению с тобой будет выглядеть старухой. Ты же сам будешь ее стесняться. Не сможешь на люди с ней показаться. И бросить ее не сможешь. С твоей-то совестливостью! Представляешь, какая это будет мука для вас обоих? А если еще и дети… Господи, только бы не это! Только бы не было детей!..

Елизавета Антоновна бессильно опустилась на диван. "Кирюша, Кирюша, ну разве я не права? Как же мне тебя защитить? Уберечь тебя для тебя же самого?.. Ведь я только добра тебе желаю".

Она знала, что Кирилл продолжает с ней встречаться. Чувствовала это всем своим больным сердцем. А та вцепилась в него мертвой хваткой. Потеряла надежду нормально выйти замуж и теперь хочет сосунка заарканить. Еще бы! Отдельная двухкомнатная квартира в центре, а у них — четверо в одной и у черта на куличках. Да и брат не сегодня завтра женится. Все рассчитала!

И от института его отговаривает. Ну естественно, на студенческую стипендию разве проживешь? Неспроста Кирилл о работе заговорил, неспроста! Ну и стерва! Хищница! Она ее насквозь видит.

А может, поговорить с ней? По-хорошему. Должна же она понять — не глупая, раз научным сотрудником в НИИ работает…

Ну где его до сих пор носит? Неужели опять к ней поехал?

— Игорь, у тебя Кирилла нет? Ну извини…

— Олег, мой Кирюша не у тебя?.. Где же он может быть?.. Как это "не волнуйтесь"? Он никогда так поздно не задерживался. Как то есть не поздно? Скоро двенадцать…

— Светочка, ты Кирюшу сегодня не видела?.. А не слыхала, куда он… Нет? Извини.

Кирилл вернулся во втором часу. Осторожно вставил ключ в замок, тихо открыл дверь. Надеялся прошмыгнуть. Но она стояла в коридоре. Ждала. Потому что чувствовала. И не ошиблась.

Кирилл стоял перед ней весь всклокоченный, глаза сияют, на лице глупая улыбка. И ни капли смущения! Мать долго не могла произнести ни слова! Потом спросила;

— Почему без шапки? На улице, мороз.

— Жара! — весело отозвался он и пошел к себе.

Она двинулась было за ним, но вовремя остановилась.

Разговаривать сейчас с Кириллом бесполезно. Он слишком счастлив. Слишком занят другим. Мать он даже не услышит.

"Поговорю завтра, — решила Елизавета Антоновна. — И не с ним, а с ней. Надо спасать сына…"

Собираясь в институт "к этой", Елизавета Антоновна волновалась, как перед первым свиданием. Все должно быть очень точно. Ни единого лишнего слова. Ни одного лишнего движения. Ради него, Кирюши.

Вначале — проверка. Нужно убедиться. Хотя материнская интуиция — лучший манометр. Но — для очистки совести: вдруг ошибается?