Валентина Дорошенко - Зацветали яблони

Катя по заданию командования шла в соседнюю партизанскую бригаду. Душан ее сопровождал. На ночь они остановились в этой деревеньке. Партизаны часто здесь ночевали: немцев в деревне не было. Хозяйка тетка Мария позвала их вечерять, поставила на стол брынзу, хлеб, молоко, консервированную паприку — все, что было в доме.

— Придите к нам в неделю, буде у нас свадьба. Мирек са буде женить с Ластой, — пригласила она Катю и Душана.

— Спасибо, — ответила Катя, — но в это время мы будем далеко отсюда.

Потом тетка Мария ушла, и Душан с Катей остались вдвоем…

А на рассвете, когда они покидали деревню, Катя сняла с плеч свой цветастый платочек и повязала им расцветающую грушу — там, где ствол расходился надвое.

— Повесила Катушка шатечек на крыж, — тихо сказал Душан.

— Я е счастна, — говорит она Душану по-словацки.

— И я счастлив, — отвечает он ей по-русски.

— Никто еще на всем белом свете не любил так, как я, — а у самой в глазах солнце сияет. — Как будет по-словацки «люблю»?

— Ако по-русски, — отвечает ей Душан. Он обнимает Катю за плечи и бережно целует ее в губы:

— Катушка, Катка, ако цукор сладка.

Им радостно. Радостно оттого, что они знают: войне конец. Скоро, совсем скоро. Победа уже близко, уже рядом. Там, за горами, слышатся залпы.

— Наши! Это же наши! Ты слышишь?

— Ано, чую, Катушка, чую! — отвечает Душан. — Это — «катюша». Добре фашиста ты бьешь, Катушка! Так их, так! Молодчина! — Он подхватывал Катю на руки и кружил, кружил. А Катя смеялась счастливым, благодарным смехом.

— В нашем доме будут большие светлые окна, — говорил он ей. — И нашу дочь мы наречем ако тебя — Катушка.

— А сына — Душан! — отвечала Катя и целовала его в плечо. Она доставала ему как раз до плеча.

Им было радостно. Все у них впереди. Порою даже казалось, что войны нет, что победа уже наступила.

Но война шла. Когда через неделю они возвращались в свой партизанский отряд, той деревни уже не было. Ее сожгли фашисты: за связь с партизанами. Позже они узнали, что это случилось во время свадьбы. Сожгли дотла, «на погребу».

Отсюда, сверху, деревня зияла черным провалом. А вокруг, словно пена по краям страшно черного озера, цвели яблони и груши…

Душан поднял свою палку, встал, набрал в легкие побольше воздуха. Путь был тяжелым. Он знал, что это — последнее его восхождение. Но он дойдет. Должен дойти…

Он до сих пор не понимал, как это случилось. Бой уже кончился. Катя помогала санитарке перевязывать раненых.

— Катушка, ходь сюда, — позвал Душан, когда она освободилась.

Он взял ее за руку. Вместе они сбежали вниз, к небольшой поляне у ручья. Душан разгреб траву — в ней алели два красных цветка.

— Позри — квети. Это — тебе, Катушка, — сказал он и хотел сорвать для нее цветы. Но Катя запротестовала:

— Не надо, пусть растут.

Она наклонилась к цветку, притронулась к нему губами. Рядом села бабочка.

— Позри — бабочка! — воскликнула Катя.

— Ано, мотыль, — подтвердил он.

— У нас тоже есть такое слово — «мотылек».

Душан стоял над ней, выпрямившись во весь рост, любовался ее искрящимися на солнце, рассыпанными по плечам волосами. Вдруг Катя поднялась с земли, повернула к нему лицо, хотела что-то сказать, и тут… Душан не слышал выстрела. С ее губ сорвался легкий звук — не то вздох, не то еле слышный крик… Руки упали ему на плечи — будто обнять на прощанье хотела…

В глазах удивление: «Что это?… Не может быть!..»

Он прижал Катю к себе.

— Катушка, Катушка! Что с тобою?

Катя медленно опускалась на землю.

— Катушка, Катюша, — не верил Душан. — Катя, Катушка!

Война считала последние дни…

Дорога круче взяла вверх. Последние метры. Душан уже не передвигался, а лишь подтягивал к палке ноги. Смеркалось, когда он дошел до небольшой поляны у ручья. Там, у вечно журчащего ручья, стоял серого гранита обелиск. Над ним отцветала яблоня, посаженная Душаном в том же, сорок пятом. Он сел на большой камень под деревом — рядом с Катей, прикрыл глаза.

«Теперь наконец отдохну…»

…Вы слушаете? Так вот. В этом самом царстве, в этом государстве жила-была принцесса. Красивая-прекрасивая. И умная-преумная. Только ей никак не удавалось поступить в институт…

Сережа, вынь палец из носа…

Ну вот. И она была исключительно доброй. Очень-преочень. Только никто этого не ценил. И даже когда она стала воспитательницей сада… вот как я у вас…

Сережа, оставь в покое Ирочкино ухо…