Брюса Эммет инстинктивно испугался. Брюсовы глаза бездумно вращались, кожа плотно обтягивала лицо, горячая и красная, точно высохшая от постоянного жара. Волосы торчали колтунами. Когда Брюс встал и подошел к кровати, чтобы пожать Эммету руку, джинсы его приспустились, и на два дюйма вылезла эластичная резинка трусов. Эммет увидел зеленых динозавров на голубой ткани — обернувшись, они зубасто скалились.
— Знаю тебя, — лукаво сказал Брюс и грубо схватил Эммета за запястье.
Эммет умиротворяюще улыбнулся и назвал свое имя.
Брюс подмигнул и сказал:
— Ладно, я твою игру раскусил.
Эммет не понял, что это значило. Он хотел было спросить, но Дафна его опередила:
— Заткнись, Брюс, — и, повернувшись к Эммету, пояснила: — Брюс думает, у всех кругом секреты, а он их все знает. Придется тебе научиться не обращать на него внимания. Такой уж он есть, наш Брюс.
— Чокнутый, — добавила Эмили, и все засмеялись.
Брюс тоже засмеялся и наклонился к Эммету, почти касаясь губами его уха:
— Позже поговорим. — Он потрепал Эммета по щеке и многозначительно добавил: — Джон.
Эммет отодвинулся от него как можно дальше. Он уже сейчас боялся и минуту провести с ним наедине. Эммет судорожно придумывал ответ, но боялся разозлить Брюса. Тяжело дыша, он без особой надежды посмотрел на женщин, сидящих в другом конце комнаты.
— И что же привело тебя сюда? — добродушно обратилась к нему Эмили.
Эммет пожал плечами и показал пальцем на свой рот.
— Н-н-нервы, — признался он. Теперь ему придется имитировать заикание, как человеку, который изображает иностранный акцент.
Эмили кивнула с одобрением.
— Тебе нужно познакомиться с Майклом. Он не может двигаться, а разговаривать и подавно. Мы его зовем Квадрат. Когда к нему приходят родители или кто-нибудь из докторов задает вопрос, который ему не нравится, он мочится. Это он так говорит «привет».
— Со мной он разговаривает, — сказал Брюс. — Только ночами, когда вы все спите.
— А как же, — сказал Дафна. — Смотри, не успеешь оглянуться, с тобой Иисус и его мамаша заговорят. Они вон уже с Маргарет разговаривают.
Брюс притворно ухмыльнулся, всем своим видом показывая, что Дафна просто не в состоянии понять глубинной тайны, лежащей в основе его жизни.
— Меня ищут, — сказал он. — Comprenez? [4] Понимаете? (фр.).
— Ты в первый раз? — поинтересовалась Эмили, поворачиваясь к Эммету. Эммет кивнул, недоверчиво озираясь. До этого он не замечал замков на оконных рамах и армированного стекла, которое даже пуля вряд пробьет.
— А у меня всю семью упекли, — вдруг очень просто сказала Эмили. Тем же тоном она могла бы сообщить, что все ее родственники окончили один университет. — Ну нас, конечно, не миллион. Только трое, не считая каких-то там двоюродных, которых я не знаю. Только брат попробовал пожить, как нормальный человек. Женился. Несколько лет вытерпел, а потом устал. Однажды ночью убил жену, ее мать и их ребенка, пока они все спали на полу в гостиной. Потом вышел на улицу и сел на скамейку, прижимая к груди топор.
Эмили пожала плечами и запустила пальцы в волосы. Сигарета опалила волосы, несколько прядей съежились, как догорающие фитили.
— Это даже облегчение в своем роде. То есть ничего хуже быть уже не может. Сам подумай. Представь худшее, что может случиться. И вот оно случается. Куда это тебя приведет? Сюда, наверное, — сказала она, отмахиваясь от дыма. — Хотя должна признаться: и до того, как он их убил, я сюда попадала регулярно. Доктора говорят, у нас у всех не хватает какой-то хромосомы, а без нее в голове туман.
Эммет недоверчиво мигнул.
— Я знаю, это звучит, как будто я все выдумала и хочу оправдаться, — продолжала Эмили. — Как толстые люди, которые утверждают, что проблема в гормонах, но ведь это действительно так. У людей ведь бывают проблемы с гормонами, правда? Это генетика, и ничего тут не поделать. Я не говорю, что жизнь была бы намного лучше, если бы не эта хромосома. Уж точно не с моей матерью. Но с этой болезнью просто не остается шанса бежать, себя-то никуда не денешь. И этот отсутствующий ген, так ведь? Его не видно, но он — самая большая часть меня.
Брюс вертелся по комнате кругами и рычал, как мотор. Раскинув руки, будто крылья, он принялся «пикировать» на всех присутствующих.
— Брюс терпеть не может, когда кто-нибудь произносит больше одного предложения за раз. Кроме него самого, конечно, — сказала Эмили. — У меня мама такая же больная. А твоя? Какая она у тебя?
Читать дальше