Роберт Джоунз - Сила притяжения

Эммет одолжил коробок спичек у директора палаточного лагеря. Бумага и ветки горели, но вода не закипала. Он не стал делать костер слишком большим — боялся, что потом с ним не справится. Очаг был всего в двух футах от палатки. Эммет прождал час, ветки превратились в пепел, над кастрюлей стоял пар, но температура была не выше, чем в водопроводной трубе. Луиза, поглощенная своим отражением в зеркальце пудреницы, не замечала его стараний. Она слой за слоем наносила на лицо косметику, время от времени поглядывая на убывающую луну, словно упрекая ее за то, что та недостаточно ярко светит.

Занимаясь костром, Эммет притворялся, что он дома, готовит морковь в соковыжималке и еду для собаки. Температура на улице — около двух ниже нуля. Даже вытянув руки над кастрюлей, он почти не чувствовал пара. Эммет подумал о грядущих месяцах: декабрь превратится в январь, и наступят самые холодные дни в году. Никакого обогрева. А у них и зимней одежды-то нет. И перчаток. Они и дня не прожили в лагере, но уже стало понятно, что долго так продолжаться не может.

Он выудил еду ложкой на тарелки. Посыпал морской солью, так сильно, что овощи покрылись коркой кристалликов. Они ели молча, и в этом молчании были обида и упрек, отчего Эммету делалось холоднее, чем от ветра. Он помнил это чувство с детства, когда за обедом слышал через стол резкие вздохи родителей.

Луиза ела быстро, словно опаздывала на свидание. Закончив, сложила тарелку вдвое и залезла в палатку. Эммет помыл кастрюлю под краном. Потом вымыл пластмассовые приборы и сложил обратно в коробку. Унес грязные тарелки в дальний конец лагеря и бросил в выгребную яму. В палатке он долго дрожал, лежа в куче одежды. Когда температура еще понизилась, они, засыпая, придвинулись ближе и обнялись, но без чувства — так замерзший человек кутается в одеяло.

Три дня Эммет бродил по округе в поисках работы. Он Побывал в местном гастрономе, в редакции газеты, в антикварном магазине. Ему везде отказали. Он ходил от дома к дому и предлагал свою помощь: подобрать оставшиеся осенние листья, срезать сухие ветки у деревьев, убирать снег. Беседуя с людьми, Эммет боролся с дрожью в голосе. Он обезоруживающе улыбался и прятал трясущиеся руки в задние карманы брюк.

Возвращаясь в лагерь, он неизменно находил Луизу дремлющей в палатке, там же, где оставлял ее, уходя. Он заползал в палатку, Луиза приподнималась на локте и говорила одно и то же:

— Не беспокойся, скоро что-нибудь произойдет. — И снова засыпала.

Она отказывалась есть. Проснувшись на второй день, Эммет обнаружил, что из его брюк исчезли четыре доллара. Он сверился с записями и убедился, что не ошибся. Ночью, когда Луиза уснула, он закопал деньги под деревом и пометил это место веткой, точно на временное захоронение. В кармане он оставил один свернутый доллар.

Эммет не мог положиться на Луизу. Сидя целыми днями в палатке, она не понимала, что, куда бы он ни шел, все обращалось против него, и этот город ничем не отличался от того, откуда они приехали. Когда надежда почти покинула Эммета, он сказал себе: «Вообрази, что вы пионеры». И он представил, что их окружает дикая природа Запада, и они с Луизой — первые поселенцы на этой земле, приехали в крытом фургоне и очертили себе участок земли, чтобы на нем обосноваться. Он старался мысленно сконцентрироваться на этом клочке земли, но перед глазами были только одинокие палатки, колеблющиеся на ветру, остатки оленьей туши на земле и темные очертания города на горизонте. Мир вокруг уже давно создан и заселен. Единственный способ выжить — удачно устроиться в, готовом мире, но Эммету никак не удавалось проникнуть туда.

Он отчаялся найти работу. У них не оставалось денег, чтобы уехать обратно, разве что автостопом, но Эммет боялся выйти на дорогу, отдавшись на милость незнакомцам. Можно позвонить брату и попроситься пожить у него, но Эммет боялся так безнадежно тонуть в прошлом. Он знал, что дверь Джонатана захлопнется за ним, точно за узником, условно отпущенным на волю, или безнадежным пациентом, отправленным домой умирать. Оттуда бежать некуда. Но здесь, даже если они с Луизой совсем перестанут есть, Эммет сможет платить за палатку не дольше двух недель.

На четвертый день пошел дождь. Они оба не выходили наружу. Дождь стучал по палатке так сильно, словно кто-то с неба швырял гвозди. Сначала палатка казалась им надежной защитой. Они сидели, уткнувшись в окошки из москитной сетки, и дождевые капли, разбивались об их носы. Но когда гроза набрала силу, вода стала просачиваться сквозь потрепанную ткань, в которую упирался центральный шест. Они прижались друг к другу, пригибаясь от каждой капли, и палатка съеживалась вокруг них.