Странности любви

Получив желаемое, Татьяна Миронова не обрадовалась, во всяком случае — ничем радости не выдала. Вместо слов благодарности кивнула в сторону готовящихся к ответу абитуриентов: "Вон та Миронова — моя младшая сестра. Если ее провалите, повешусь прямо перед вашим окном. Учтите!" И ушла. "Ну и ну! — Полина переглянулась с ассистенткой. — Ничего себе заявочки!" И тут же решила — приготовить для Мироновой-младшей пару дополнительных вопросов — разумеется, в рамках программы, но таких, на которые и не всякий преподаватель-то ответит. Пусть знают, как шантажировать экзаменаторов!

Когда Зоя Миронова ответила на билет, Полина поинтересовалась:

— Намного сестра старше вас?

— На двадцать минут.

— Выходит, вы двойняшки?

— Двойняшки.

"А девочка, кажется, ничего: скромная и, не в пример сестре, достаточно воспитанная, — решила Полина, любуясь ее открытой улыбкой. — Сделаю двойняшкам доброе дело, что мне стоит!" И не стала сыпать: "Думаю, мы вполне можем поставить хорошую отметку?" — повернулась к ассистентке. Та не возражала, Зое поставили четверку.

Дома, рассказывая мужу об экзамене, Полина покаялась, как взяла грех на душу в случае с Мироновыми, натянула младшей лишний балл. "Добрые дела всегда окупаются, — отозвался муж, изучавший "Вечерку". И, многозначительно глянув на Полину, протянул ей газету. — Ну-ка, читай громко и выразительно!" На последней странице было помещено объявление о конкурсе на замещение вакантной должности старшего преподавателя кафедры Полины в ее институте, из чего следовало, что никаких формальностей для вступления Полины в должность не осталось. Обычно этих объявлений полгода ждут, а тут месяца не прошло — и пожалуйста.

Приказ по институту о зачислении Полины на должность старшего преподавателя совпал с оглашением списков поступивших. Среди новых студентов были и сестры Мироновы, что Полина считала для себя добрым знаком. Однако Миронова-старшая ни на день не давала забыть о себе. Не прошло и половины первого семестра, как на Нефертити посыпались жалобы от всех преподавателей. "В ее группе невозможно вести занятия!" "Нефертити (теперь уже не только студенты, но и преподаватели между собой ее так звали) просто дурно воспитана".

Лектору по литературе Нефертити заявила: "Как вам можно верить? Сейчас вы нам читаете одно, а в наших учебниках написано совсем другое". — "Но учебник-то когда писался?! — пыталась парировать литераторша. — Тогда так думали и писали, это общеизвестно! Убеждения тоже меняются…"

Одному Миронова сорвала лекцию, другому — семинар, третьему — лабораторное занятие. Полине, куратору, приходилось во всем разбираться. "Надо же и с трудными студентами работать", — убеждала коллег и себя, прекрасно понимав, почему Нефертити бунтует. Спасало Миронову-старшую лишь то, что училась она блестяще. Видно, злость оттачивает ум лучше любого точила.

Но все уже устали от бесконечных протестов Нефертити. Она бурно, страстно была несогласна со всем на свете — с преподавателями, с правительством, с кооператорами и акционерными предприятиями. "Все это было. Было! — страдала она на политсеминарах. — Это надо просто знать. Сесть — и вызубрить".

Младшая Миронова из общего ряда не выделялась ничем: надежный "середняк". Однако таких в институте больше половины. И это закономерно: без тусклого фона не было бы и звезд видно. Зато с такими, как Зоя, никаких проблем: вежливы, уступчивы, незлобивы…

Отношения между сестрами были не из простых. Жгучая, ничем не скрываемая ревность Нефертити к Зоеньке стала притчей во языцех. Зоя это, конечно, знала. В обращении с сестрой у нее появилась легкая раздражительность, которая сестре казалась чуть ли не ненавистью. Нефертити затаивалась, замыкалась, давая себе слово никогда больше не подходить к сестре, не докучать ей своей любовью. Однако долго не выдерживала: стоило Зоеньке глянуть на нее с прежней ангельской улыбкой, как Таня все забывала.

Впрочем, долгих ссор не выдерживала и Зоя. И не только потому, что ей нужно было от сестры что-то конкретное: конспект по политэку, лабораторку или курсовую, которую та обещала за нее написать, — вовсе нет. Просто Зоенька нуждалась в полном всеобщем обожании, в атмосфере любви и преклонения, к которой она привыкла с раннего детства.

Старшая, сильнее привязанная к младшей, сильнее и страдала. Единственным средством от любви, как она догадывалась, была новая любовь. И Таня со свойственной ей неумностью бросалась на поиски очередной симпатии: забрасывала учебу, теряла покой и сон от яростного желания найти родственную душу.