Юрий Комарницкий - Старший камеры № 75

После обеда выдалось свободное время. Заключенные бесцельно ходили из барака в барак, посещали знакомых, выискивали возможность выпить «чифиря».

Как я уже писал, эталоном всех ценностей был чай. Пристрастие к нему наших заключенных можно сравнивать с пристрастием алкоголика к спиртному. За чай можно было получить в условиях колонии почти все, кроме свободы. Те, у кого был чай, могли не работать, отдавая его бригадиру, который взамен проставлял часы. Чай, полученный в лагерном магазинчике на положенные восемь рублей отоварки, составлял ничтожную часть имеющегося в обиходе. В основном его приобретали через прапорщиков-контролеров, через солдат охраны или вольнонаемных рабочих. За маленькую плитку можно было выменять фуфайку, рабочий костюм, другие вещи лагерного обихода. Человеческое достоинство — визит к педерасту — стоило пачку маргарина или ту же плитку чая.

Чай жаждали везде. При встрече заключенного с заключенным можно было всегда услышать следующие слова:

— Как живешь, земляк?..

— Спасибо, херово!

— Заварить есть?

— Голяк!

— А у тебя есть?

— Тоже голяк!

У обоих заключенных кислые физиономии. Но вдруг один из них оживляется, что-то вспоминает.

— Па-да-жди… падажди… Мне Поросенок должен одну завару.

— Катит… Пойдем бомбить Поросенка. Они медленно бредут в сторону одного из бараков. «Чифирь» заваривают и пьют, соблюдая лагерный ритуал. В поллитровую банку закипевшей воды опускается четвертая часть маленькой плитки (размером со спичечный коробок). Одна пачка называется «одной заваркой». Вскоре чай растворяется и превращает воду в густую черную настойку. Ранее уголовники пили этот напиток категорически без сахара. Теперь же при питье «чифиря» желательны сахар или конфеты. Сладкого в лагере очень мало, а «чифирь» с сахаром притупляет впридачу голод. Через определенное время после систематического употребления «чифиря» обязательно наступают изменения в организме. Наступает недержание мочи. Появляются боли в области почек, печени. Также разрушается желудок и другие внутренние органы. Это действие чая, непомерное его употребление, я испытал и на себе.

Работа заключенных использовалась на двух различных производствах. Трудно сказать, какое из них в финансовом смысле приносило большие доходы. Непосредственно на территории находилось несколько рабочих бараков. В этих бараках часть заключенных вязала хозяйственные сетки и плела шнурки для обуви. Другую часть заключенных ежедневно выводили на территорию стройки. Там уже много лет строили горно-обогатительную фабрику.

Огромные деньги, отпущенные на это строительство, из года в год превращались в прах. Полная бесхозяйственность руко водителей стройки, с одной стороны, и нежелание работать заключенных, терпевших бесчеловечное отношение, сделали эту стройку посмешищем.

Я знал — меня определят работать на стройку. Завтра, в понедельник, мне предстоит в шкуре заключенного воздвигать стены фабрики. Что ждет меня завтра?..

Вечерний прием пищи мало чем отличался от завтрака и обеда. Разве только тем, что в столовую строем нас не повели, а посетили мы ее в вольном порядке. Каждый подходил сначала к знаменитому хлебному блюду, а затем к повару, который наливал миску теплой нежирной воды.

Словно вороны на поле брани, возле поваров, на раздаче, вились «блатные пацаны». Те, кто проповедовал запрет на добавочную порцию пищи, клянчили и угрожали поварам, требуя «диету». Так называлась несколько улучшенная пища, которую предписывала больным лагерная медицина.

Азербайджанцы, грузины, армяне, казахи, отличающиеся наглостью, кричали, напирали на остальных. У раздатки завязывались драки.

Омерзительные картины сменялись одна другой. Какой-то вертлявый азербайджанец с крючковатым носом избивал пожилого русского. Не встречая сопротивления, он тыкал его кулаком в лицо и кричал:

— Я тебя задолблю, ишак… ты мине зачем толкал?!

Никто ни за кого здесь не заступался. Запуганный мужик прикрывал лицо руками, сквозь пальцы просачивалась кровь. Дежурных прапорщиков поблизости не было. Меня толкали со всех сторон. Откуда начиналась очередь, было непонятно. Голодные люди размахивали жестяными мисками, напирали, у многих из мисок пища выплескивалась на окружающих. Таких заключенных из толпы выпроваживали на пинках.

Я вышел из толпы и стал ждать, когда стихнет бешенный водоворот озверелых людей.