Роже Вайян - 325 000 франков

Брессанец задавал вопросы, повторял ответы. Ему захотелось сразу же применить на практике вновь приобретенные знания, и он предложил спуститься в Клюзо, а на обратном пути проделать подъем с тринадцатью поворотами. Но было уже поздно. Солнце скрылось за горами.

- Ничего, поднимемся при свете фонарей.

- Никто не устраивает гонок при фонарях.

- Прошлой зимой я тренировался при фонарях.

- Ну ты же чемпион из чемпионов, - повторил Бюзар.

Но все же он настоял на немедленном возвращении в Бионну. К чему ему тренироваться, раз он больше никогда не будет участвовать в гонках?

Спускались они медленно, чтобы растянуть удовольствие.

"Собственно говоря, почему это я больше никогда не буду участвовать в гонках?" - спросил себя Бюзар.

Ему пришло в голову, что работа в снэк-баре не помешает ему остаться гонщиком-любителем. И что есть даже возможность перейти в категорию "независимых", промежуточную между любителями и профессионалами; Робик, Антонен, Роллан и Дарригад начинали свою спортивную карьеру "независимыми". И что, пожалуй, для "независимого" должность управляющего самая подходящая. И что Мари-Жанна - женщина с головой и сможет управлять заведением, пока он будет на тренировках.

Бюзар почувствовал такую же радость, как в тот день, когда нашел способ заработать триста двадцать пять тысяч, необходимых, чтобы заполучить Мари-Жанну и снэк-бар.

С тех пор, как он стоял у пресса, у него было время, даже слишком много времени, во всех подробностях представлять себе будущее. И картина близкого счастья потускнела, подобно контактам старого аккумулятора, покрывшимся окисью. Ток перестал проходить. Честно говоря, снэк-бар самый обычный ресторан. Управлять им - это работа. "Кадиллак", "остен" или "мерседес" - это всего-навсего автомобили. Утренний завтрак в постели это чашка шоколада с рогаликами. Деньги - это деньги. Мари-Жанна - просто женщина.

Последние недели его воодушевляла только одна мысль: разделаться наконец с прессом, с четырехчасовой сменой, с трехсменной работой, дождаться сто восемьдесят седьмого дня. В цеху каждый рабочий прикалывает на стенке рядом со своей машиной изображение того, чем он увлекается, или чем, как кажется ему, он увлекается, или хочет увлекаться. У большинства на стенке висит фотография какой-нибудь красотки, чаще всего Лоллобриджиды. Но из стыдливости люди часто немножко кривят душой. За Лоллобриджидой может на самом деле скрываться какая-нибудь худенькая девушка, чье имя не решаются называть даже самому себе, так что скульптурные формы Лоллобриджиды напоминают о той, у которой их нет. Другие вешают снимок мотоциклетки или мотороллера, взятый из каталога; Бюзар прикрепил вырезанную из календаря полоску начиная с 16 мая, где были целиком июнь, июль, август, сентябрь, октябрь и часть ноября - до воскресенья 18-го. Ежедневно он вычеркивал по одному дню.

Мысль, что он сможет принимать участие в гонках, и даже еще лучше, чем раньше, как "независимый", придала смысл тем тринадцати дням, которые осталось ему пробыть у пресса. Почему он не подумал об этом раньше? Из-за Мари-Жанны, она не хотела, чтобы он сделал карьеру велогонщика. И вот, выбрав снэк-бар, он отказался от спортивной славы. Но как же он не вспомнил, что у него останется возможность выступать в категории "независимых"? А как же до 1873 года никому не приходило в голову, что можно сохранять равновесие на двух движущихся колесах? Но Бюзар отказался размышлять над природой изобретений.

- Рванем? - предложил он и помчался вниз, но у Бионны брессанец его опередил, и на этот раз не только потому, что был сильнее: он впервые стал разумно пользоваться переключателем скоростей. Стемнело. Мари-Жанна вышивала при свете свисавшей с потолка лампы с грузом, которую она могла опустить или поднять, в зависимости от того, насколько тонка была работа.

Мари-Жанна угостила молодых людей пьяными вишнями. Вернулась с фабрики ее мать и сказала:

- Вам не везет. Профсоюз только что принял решение объявить забастовку... Сейчас заказов маловато, и старик Морель не собирается уступать... это может продлиться до бесконечности, как в сорок седьмом году. Мы тогда бастовали девять недель... Свадьбу придется отложить.

- Я должен внести задаток до двадцатого ноября, - проговорил Бюзар.

Он заплатил триста семьдесят пять тысяч наличными при подписании контракта и выдал вексель сроком до 20 ноября. Ему до того не хотелось затягивать свое пребывание у пресса, что он отказался продлить срок векселя до 31 декабря, как предлагал владелец снэк-бара.