Григорий Диков: Резчик

— Смотри, барин, из чего твоя полюбовница сделана! Гнилая-то липа была изнутри, а я, дурак, в темноте не заметил! Не бойсь, барин, я тебе новую полюбовницу вырежу, лучше чем прежняя будет, и денег с тебя не возьму!

Кричит все это и сует в лицо барину то, что ему трухой древесной кажется.

Тут драгун опомнился, навалился на Петра и топор у него вырвал. Никто ведь, кроме Петра, трухи и гнили не видал. Всем кровь была видна красная, теплая, человеческая. Закричали на улице бабы, собаки залаяли, подбежал городовой. Скрутили Петра, веревками связали и в тюрьму поволокли. А Петр и не сопротивляется, сам идет и только кричит:

— Трухлявая, трухлявая, обманщица!

Потом судили его. Коли бы дело сейчас было, может, присяжные бы его и пожалели, а тогда суд был еще другой, господский. Петр поэтому на суде молчал, как ему аблакат насоветовал, и только под конец сказал: «Грешен, все признаю». А его и без этого приговорили бы. Судья постановил, что Петр платой за работу остался недоволен и хотел барина убить да промахнулся. Так никто правды и не узнал.

А я правду знаю, от Софрона. Тот к Петру в тюрьму пришел, проститься по-братски перед острогом. Там ему Петр все и рассказал — и про живое дерево, и про Лисавету, и про то, как она от него к помещику ушла. Рассказал и заплакал горько. А потом Петра в кандалы заковали и отправили пешком за Байкал. Больше его Софрон не видел.

Одни сказывали, Петр до Сибири не дошел, умер где-то в дороге. А я вот другое думаю. Говорят, жил в Сибири каторжник, из наших мест вроде, и на весь острог ложки из липы резал. Простые ложки, без узора. И не разговаривал никогда ни с кем. Точно вам говорю, то наш был резчик. Петр Голотеев.