Торгни Линдгрен - Вирсавия

Но почему же Он наказывает тебя?

Чтобы явить Себя, отвечаю я. Если бы Он не наказывал меня, я бы не видел Его.

Авессалом по-прежнему в Гессуре. Я решил так: по прошествии двух лет я позволю ему возвратиться сюда, в Иерусалим. Иоав склоняет меня к этому. А может быть, и Вирсавия тоже, Авессалом был ей как сын или брат, как сын или брат, не больше. Они уговаривают меня. И я соглашусь.

Писец, Господь окрест народа своего отныне и вовек.

Мир на Израиля.

Давид начал слушать людей. В молодости он был одержим жаждою превратить всех в слушателей. Быть может, теперь он слушал от усталости.

Вирсавия тоже постоянно заставляла его упражняться в искусстве слушания.

Все, что он предпринимал в оставшееся ему время, имело свой исток в слушании, душа как бы отодвинулась от поверхности его существа, от рта, и горла, и рук, отодвинулась вовнутрь, в прежде пустое пространство меж его ушами.

Сейчас он слушал старую женщину из Фекои. Глаза ее избегали его взора, одета она была в плащ из черной мешковины — знак печали, или бедности, или того и другого сразу, а принадлежала она к пастушьему народу на краю Иудейской пустыни.

Я вдова, сказала она, а двое моих сыновей ненавидели друг друга, и один убил другого. И теперь народ требует, чтобы этот один сын, который сумел убить брата, был побит камнями.

Хотят они погасить единственную искру мою, чтобы не оставить мужу моему имени и потомства на лице земли.

Иди спокойно домой, сказал царь, понимая, что дело ее трудное, что вот так, сразу, его не решишь. В должное время я дам приказание о тебе.

Вина лежит на мне, сказала женщина. Должно нести мне всю эту вину.

Если кто-нибудь тронет тебя, скажи ему: царь освободил меня от вины сына моего. И приведи ко мне того, кто беспокоит тебя.

А если убьют они моего сына? — спросила женщина.

Важнее всего — продолжение жизни, сказал Давид. Не падет и волос сына твоего на землю. Семя мужа твоего — святыня. Искра жизни обитает в мужском семени.

По-прежнему ли должно мне защищать и хранить сына моего?

Да, сказал Давид. Хоть он братоубийца, но он и святыня, ибо он хрупкий сосуд, в коем семя мужа твоего движется сквозь время.

Женщина помолчала немного. Потом сказала:

Позволь рабе твоей сказать еще слово господину моему царю.

Много людей ждет на лестнице, отвечал он. Постарайся говорить кратко.

И женщина из Фекои сказала:

У тебя тоже есть сын, который убил своего брата. Но ты изгнал его. Мы все умрем и будем как вода, вылитая на землю, которую нельзя собрать. Но Бог желает, чтобы искра жизни продолжала гореть, даже когда мы далеко и в изгнании. Как же ты, который все слышит и все видит и в мудрости подобен ангелу Божию, можешь быть так слеп, что не позволяешь сыну твоему возвратиться к тебе?

И тогда понял Давид, как обстояло с этой женщиной и ее сыновьями и описанием беды ее.

Кто послал тебя? — сказал он. Вирсавия? Или пророк? Или Иоав?

Иоав.

А твой рассказ о сыне, который убил брата? Это ложь?

Нет, сказала женщина. Не ложь. Но притча.

Стало быть, Иоав придумал эту притчу, изображающую Авессалома?

Иоав вложил все эти слова в уста мои, одно за другим, ответила женщина из Фекои.

Давид дал ей на дорогу вяленое куропачье бедро, и послал за Иоавом, и велел Иоаву возвратить Авессалома домой из Гессура. Но не позволил он Авессалому приходить в царский дом, и упражняться с Вирсавией в стрельбе из лука, и встречаться с Соломоном, ибо однажды изведавший вкус к заманчивому греху братоубийства с легкостью может снова впасть в соблазн, ему должно жить в мире и тиши дома своего.

Так Авессалом вернулся в Иерусалим, Иоав привез его, и те, кто с такою хитростью подготовил его возвращение, приложили столько усилий лишь затем, чтобы он сам позаботился о своей погибели.

Да, Давид стал первым слушателем во всем царстве.

В последние годы два советника приблизились к царю больше всех других, стали близки ему почти так же, как Вирсавия: Ахитофел Гилонянин, которого в дом его привела Вирсавия, и Хусий из Вефиля.

Вот эти двое и Вирсавия посоветовали ему отослать огромный венец аммонитского царя обратно в Равву, венец, который никто не мог носить и который так любил Авессалом, царем в Равве стал меж тем сын Аннона, Сови, для него венец этот был святынею, в Иерусалиме же он был всего-навсего громоздкой вещью; и Вирсавия сказала: ничего нет дороже, чем дружество царя, и немногое можно приобрести столь малой ценой.